.. Как их зарывали, комиссар речь сказал и про мужа вашего тоже, и про победу мирового пролетариата...Но Анна его уж не слышала, повторяя про себя одно лишь слово:«Убит...»«Убит...»«Убит...»Повернулась, сказала:— Благодарю... И прошу вас оставить меня одну...— Оно конечно, — пожал плечами военный. — Дело ясное, но тока тут со службы вашего мужа пришли. Я ведь прежде, чем к вам, к ним зашел, чтоб рассказать про все да документы его отдать. Зачем и направлен...Стоявшие позади отодвинули плечом не в меру болтливого военного:— Мы, конечно, сильно извиняемся и опять же горю вашему сочувствуем, но только у нас служба.— Какая служба? — ничего не могла понять Анна.— Ваш муж работал в Чрезэкспорте, а после в Гохране имел дело с отобранными у буржуев ценностями, так мало ли чего... Нам бы поглядеть.— Что?.. Что вы хотите сказать?.. — все никак не понимала Анна.— Можа, у него тут документы какие секретные имеются али ценности, — сурово сказали незваные «гости». — Нам бы пройти поискать. Вот у нас и мандат имеется.Сунули в лицо какую-то бумажку.— Да вы что, как вы смеете — он никогда!.. — ахнула Анна.— Оно, можа, и так, Мишеля Лексеича все знают, но для порядку надобно осмотр учинить.Анна, сама того не заметив, встала поперек порога.— Я не позволю вам! — начала было она.— Позволите, — ответили ей. — Вы бы, барышня, лучше не препятствовали, а то как бы чего худого не вышло. Коли муж ваш помер, так надобно теперь все тут проверить, потому как порядок такой!Отодвинули Анну в сторону, шагнули внутрь. Увидели высунувшуюся из дверей Марию в длинной ночной рубахе.— Тебе чего, девочка?Но Мария, не обращая на них внимания, бросилась к Анне, обхватила ее за колени и, задирая голову вверх, спросила:— Почему ты плачешь?Анна лишь всхлипывала, не в силах слова сказать.— То она по папке твоему убивается, — сочувственно ответил за нее кто-то из пришедших. — Прибили твоего папку-то до смерти! Во как!..И Маша обхватила Анну пуще прежнего и, зарывшись лицом в подол ее платья, тоже заплакала, дергая плечиками, хоть не понимала еще, что произошло.«Гости», дале уж не обращая на хозяев никакого внимания, топоча башмаками, прошли в комнаты, стали, обходя их одну за другой, раскрывать дверцы шкафов, выдвигать ящики.Анне было уж все равно — теперь, когда не стало Мишеля, все это не имело ровно никакого значения! Пусть ищут, коли надо...— Вот это чего? — протягивал один из «гостей» бумагу.Другой внимательно глядел на нее.— Это не надо, можешь бросить.И тот бросал — прямо на пол, под ноги...После, как все было перевернуто вверх дном, «гости» зачем-то простучали револьверами пол и двери да заглянули в печь.— Кажись, боле ничего нету.— Ну тогда айда...Собрали все, что нашли, ссыпали в большой холщовый мешок.Вновь подошли к Анне.— Может, он еще где бумаги хранил — ну там блокнот или записки какие? Нам все важно.— Нет, больше ничего, — твердо ответила Анна.— А ежели вас теперь обыскать?— Что? — не поняла Анна.— Да брось ты, Антип, не пугай барышню — видишь, не в себе она! — примирительно сказал один из «гостей» да, обратившись уже к хозяйке, прибавил: — Это он так, от усердия и по глупости — вы шибко-то не обижайтесь. Но коли что еще есть али спрятано где под полом или в стене, вы лучше по-хорошему скажите.— Нет ничего! — вскричала Анна.— Ну коли нет — тогда ладно, прощевайте. «Гости» скоро собрались и, не прощаясь, ушли, оставив после себя совершеннейший разгром. Но на это — на разбросанные, истоптанные бумаги и книги, на перевернутые ящики, разбросанную одежду — Анна уж внимания не обращала: что одежда, когда весь мир рухнул!Нет ее Мишеля!..Уж час минул, как «гости» ушли, а она все так же стояла, привалившись спиной к стене и прижимая к себе Марию.Да думала об одном лишь — нет Мишеля... нет... и боле уж никогда не будет... Ее Мишеля... Что же теперь делать, как жить дальше?Да и стоит ли жить?..Одной?..Без него!И никак не могла ответить на этот вопрос... Глава 26 Длинны зимы на Руси, морозны да скучны, оттого, видно, устраиваются в Санкт-Петербурге и Москве балы и иные увеселения, с фейерверками, музыкой, театрами и машкерадами потешными.Вот и ныне получил хранитель государевой Рентереи Карл Фирлефанц приглашение на бал к князю Волхонскому, а получив, обрадовался, хоть виду не показал, и тут же призвал к себе сына Якова.Сказал, да не просто так, а с умыслом:— Светлейший князь Александр Владимирович на бал нас нынче зовут, так непременно идти надобно. И хоть устал я нынче да приболел, но отказать ему никак не возможно!— Отчего ж? — упрямится Яков.— Да ведь нехорошо — обидится! Ей-ей!..Понимает Яков, о чем речь идет, да не знает, как батюшке отказать. У князя-то светлейшего три дочери на выданье, что давно в девках засиделись, оттого дает он балы один другого пышнее, денег на то не жалея, зазывая к себе женихов видных.— Ты сюртук-то не этот, а новый надень, да букой не стой, поболе с девицами танцуй и непременно младшую дочь князя Ольгу пригласи, — учит сына Карл. Да видя, как тот морщится, прибавляет: — Я зла тебе не желаю — так послушай же совета доброго. Князь к тебе благоволит, коли дочке его ты приглянешься, может, бог даст, к осени свадебку сыграем. Ныне князь в фаворе, Государыня его привечает, через то больших высот при дворе достичь можно!— Да ведь не люба мне Ольга, — отвечает Яков.— Стерпится — слюбится. Не откажи мне, Яков, ведь о самом малом прошу — ты сходи только, а там, Бог даст, все само собой сладится... Или вовсе ты меня не жалеешь?..Согласился Яков, пошел, хоть того не желал...Вдоль Невы дует пронзительный, холодный ветер, тащит по синему льду поземку, редкие прохожие перебегают сугробы, где-то тоскливо воют замерзающие собаки, а в натопленном дворце князя Волхонского светло да тепло — дамы сверкают голыми плечами и обширными декольте, сотни гостей бродят по залам, освещенным тысячами свечей, вправленных в серебряные канделябры, цветными бабочками порхают веера, звонко позвякивают о мрамор шпоры, шуршат платья, блестят драгоценными россыпями бриллианты на шеях и руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64