За что и нарвался!— Ваши документики, пожалуйста.Здрасте-пожалуйста — этим-то чего здесь делать — регистрацию у покойников проверять?.. Ну ничего, он их быстро своими «корочками» отпугнет.И Мишель-Герхард фон Штольц вытащил свой красивый, с вензелями, паспорт. Но милиционеры отчего-то его не испугались:— Гражданин фон Штольц, пожалуйста, пройдемте с нами.— По какому праву?— Вот по этому, — сунули ему в нос ордер на арест. — Давно мы тебя поджидаем!Видно, верно говорят, что преступников всегда влечет на место преступления или к жертве. Вот и этот пришел — никуда не делся!— А вы, девушка, можете быть свободны.Но Светлана не желала быть свободной от своего возлюбленного.— Оставьте его, он не виноват! — решительно заявила она.— А вы откуда знаете?— Знаю! Я ему верю.— Спасибо, — поблагодарил ее Мишель-Герхард фон Штольц. — Ты не беспокойся, я пройду с ними и вернусь.— Конечно, лет через двадцать, — кивнули милиционеры. — Шагай давай — ишь какую кралю себе отхватил, а мы тут, по его милости женской ласки не зная, в засадах сидим! Иди-иди, да смотри, без глупостей — не то пристрелим!Заканчивать свои дни на кладбище было бы моветоном — просто какое-то масло масляное, и Мишель-Герхард фон Штольц подчинился обстоятельствам в лице представителей органов правопорядка...Дальнейшее их знакомство проходило в теплой, но малодружественной обстановке — потому что в душном салоне милицейского микроавтобуса, в компании неулыбчивых, под два метра ростом оперработников, которые задавали ему нескромные вопросы.Кажется, на их сленге это называется допрос «по горячему следу».— Ну и вляпался же ты, парень! — похлопывая Мишеля-Герхарда фон Штольца по плечу и посмеиваясь, сказал один из милиционеров.— Во что? — поинтересовался Мишель-Герхард фон Штольц.— В то в самое! Причем по самую маковку!Покойник-то заслуженным академиком был, за него по верхнему пределу полагается! * * * — Я не убивал, — твердо сказал Мишель-Герхард фон Штольц.— А я и не говорю, что убивал, что хотел... может, просто повздорили, — миролюбиво сказал милиционер. — Выпили, не рассчитали, — он тебя послал, ты его — слово за слово, а тут нож под руку попади?.. Тогда твое деяние подпадает под совсем другую статью. Получишь лет пять-шесть, не больше, год адвокат выторгует, год предвариловка съест, еще один за хорошее поведение снимут, два амнистия скостит — через полтора на свободе будешь! О чем тут горевать?!Ну что, будем явку с повинной писать?— Я же говорю — я не убивал!— Но был там?Ну как тут отпираться?— Был.— Зачем?— Просто так, в гости зашел.— Горбатого лепишь? — ласково спросил следователь. — А вот я сейчас тебя, как приедем, в камеру к уголовникам определю — им как раз там такого красавчика не хватает.Перспектива оказаться в столь избранном обществе Мишелю-Герхарду фон Штольцу не улыбалась.— Что ты делал у академика Анохина?Нужно было что-то отвечать. Что-то, что указало бы милиционерам на их место.— Меж мной и академиком имел место схоластический спор относительно правил правописания в древнешумерской письменности.— Чего? Какой спор?..— Ах, все-таки спор!.. Нуда — потом, понятно, драка — кровь в голову — нож в спину — труп. Так?— Нет!— Упорствуешь? А если в слоников поиграть?Игра в слоников происходила не в африканской саванне и не в джунглях Индии, а гораздо ближе — здесь же, в машине.— Сержант Симанчук!— Я!— Давай сюда «слоника».— Айн момент!..«Слоник» был резиновый и холодный. Но точно — с хоботом.— Надевай! — приказал следователь.— Разве ожидается сигнал химической тревоги? — иронично удивился Мишель-Герхард фон Штольц.— Ага! — радостно кивнул следователь. — Я даже знаю, кто будет пахнуть и цвести. Держи-ка его, Симанчук.Голову Мишеля-Герхарда фон Штольца вдели в противогаз.— Вы нарушаете права человека! — успел выкрикнуть он.— Точно — нарушаем, — легко согласился следователь. — А вы мочите заслуженных академиков. Что хуже?И пережал рукой шланг.— Ты зачем был у академика?— Бу-бу-бу-бу-у-у! — ответил подозреваемый. Ну вот и разговорился!Следователь ослабил хватку и поднес шланг к уху:— Громче!— Я пришел показать ему одну вещицу, — раздался загробный голос.— И какую же?Молчание.Затычка в «хобот».— Бу-бу-бу-бу-у-у!Как просто-то все, как в сливе раковины: заткнул — копится информация, открьи — потекла.— Бу-бу-бу...— Говоришь, колье, которое царю Николашке принадлежало? Неужто?— Бу!..— И где оно теперь?Так он им и сказал!..Затычка!..— Бу-бу-бу-бу!..Так — он им и сказал...Сказал:— В квартире академика!Почему — там? Или чтобы передышку получить? В прямом смысле слова.— Не врешь?— Бу!..Конечно, соврал. Но ведь во спасение...Пока они квартиру обыщут, да еще раз, да ничего не найдут, он что-нибудь придумает...Но не тут-то было!— Поедешь с нами!— Бу?— К академику!— Бу?!— Вот там, на месте, все и покажешь!Вот те и бу... Глава 19 Холодно, лес стоит синий, заиндевевший, по самые верхушки в бездонных сугробах утонувший, бесшумно сыплется, сверкает на солнце иней — ни зверя, ни птицы не видать и не слыхать, будто повымерзли все!Но чу! — бренчит вдалеке в морозном воздухе, серебром рассыпаясь, колокольчик, скрипит под полозьями снег, вот вывернула из-за поворота карета, кони храпят, выдыхая ноздрями пар, морды заиндевелые, на губах, на упряжи сосульками пена застыла, из-под копыт снег комьями летит. На козлах кучер в необъятном тулупе восседает, будто воробей нахохлился, привстанет, ожжет коней кнутом, крикнет:— Но-о, шибче ходи-и, ир-роды!..Пронесется карета в брызгах снега будто призрак, и вновь тихо...В карете тепло — в ногах, на подставке железной, уголья остывают, жаром дыша, за заледеневшими оконцами угадываются чьи-то лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64