Как сливали ведра через край в бочки, зловонная жижа хлюпала и плескалась на одежду и лица. До полудня вычерпали пол-ямы, как вдруг конвоир выкликнул их имена.Побросав ведра, подбежали, встали рядком.Конвоир, брезгливо оглядев забрызганных дерьмом пленных, велел идти за ним. Был он из нестроевых, весь какой-то неловкий и неуклюжий, и все лишь вздыхал и охал.Пошли по улицам, сопровождаемые бегущими вослед ребятишками, которые указывали на русских, смеялись и кидали в них камнями и комьями грязи.Все это было омерзительно... В особенности их жалкий, в обносках и дрянной обуви вид.— А ну, брысь! — прикрикнул на ребятню по-польски конвоир, отчего те прыснули во все стороны.Как свернули на какой-то пустырь, конвоир вдруг встал, крутя самокрутку, будто кого ожидая. А может, и так.— Пан, закурить дай! — попросил вдруг Паша-кочегар, хоть отродясь не курил.«Чего это он?» — подивился Мишель.Конвоир докурил почти до конца, оставив самую малость — сжалившись, протянул огрызок самокрутки.Паша-кочегар, благодарно улыбаясь, кивая и быстро кланяясь, подошел да вдруг, вместо того чтобы взять самокрутку, ухватил конвоира за руку, дернул к себе и ткнул кулачищем в лицо. Конвоир охнул и осел на землю, хоть, казалось бы, удар был не столь силен. Да ведь матроса Бог силушкой не обидел — он так и до смерти прибить мог!А коли прибил, так их, как поймают — повесят!— Чего встали — тикай теперь! — крикнул Паша-кочегар, кидаясь в сторону.Дале думать уж было некогда, и они, что было духу, припустили через пустырь — да столь спешно, что даже винтовку с собой прихватить позабыли.Скорей!..Скорей!..Паша-кочегар бежал впереди огромными прыжками, Мишель — еле поспевая за ним, тащил, ухватив за рукав, Валериана Христофоровича, который задыхался, выпучивая глаза и бормоча скороговоркой:— Вы уж... не оставьте... меня, голубчик, один ведь я пропаду!— Что вы, ей-богу, Валериан Христофорович, такое говорите! — сердился на него Мишель.Добежали до каких-то кустов, за которыми проглядывал лес. Позади было тихо, никто не стрелял и не кричал вслед, видно, так и есть — прибил матрос конвоира до смерти.Как нырнули в лес, остановились, переводя дыхание.— Я же говорил... говорил... что все удастся! — сиял Валериан Христофорович.Паша-кочегар настороженно озирался по сторонам.— Что ж вы так-то... хоть бы предупредили! — выговорил ему Мишель.— Да я сам не пойму, как-то так само собой вышло, — пожал плечами матрос. — Ну, чего расселись — бежать надобно, покуда нас не хватились!И то верно.Вновь тронулись в путь — впереди Паша-кочегар, который шел уверенно, будто дорогу знал.— А ну — стой! Да тихо мне! — скомандовал матрос, показывая пудовый кулачище.Мишель с Валерианом Христофоровичем притихли.— Чуешь — дымом тянет, видать, люди где-то рядом, — прошептал Паша-кочегар.— А зачем нам люди? — подивился Мишель.— Может, разжиться чем удастся.— Да ведь это мирное население!.. Это мародерство! — шепотом возмутился Мишель.— Вот и славно, что мирное!.. — ухмыльнулся матрос. — Или вы думаете с пустым брюхом до границы топать? Ждите меня здесь!И, встав на четвереньки, Паша-кочегар побежал в кусты, из-за которых, верно, тянуло дымком и слышались неясные голоса.Мишель с Валерианом Христофоровичем замерли, напряженно прислушиваясь. Но как ни слушали, так ничего и не услышали. Скоро, уж не скрываясь, а идя в полный рост, вернулся Паша-кочегар. Под мышками он нес два здоровенных узла, да еще в руке один.— Нате, одевайтесь, — бросил он узлы под ноги. — В крестьянской одежде нам ловчее до фронта идти будет.В узлах были крестьянское платье и обувь.— А как же они? — кивнул, мрачнея, на одежду Мишель.— Про них вы не опасайтесь, — успокоил его Паша-кочегар, натаскивая на ногу сапог. — Глянь, а ведь верно впору! — обрадовался он.— Нехорошо как, — вздохнул Валериан Христофорович. — Ай — нехорошо! Да ведь теперь уж ничего не поправишь — надобно о себе думать.Стал, роясь в узлах, вытаскивать и примерять одежду.«Да как же так, да ведь это преступление!» — думал Мишель, боясь выспрашивать у Паши-кочегара подробности. Но не возвращаться же теперь в лагерь! Или это малодушие, или верно говорят, что своя рубаха ближе к телу?..— Ну что же вы? — прикрикнул Паша-кочегар. — Нам здесь засиживаться нельзя.Раскрыв третий узел, достал каравай хлеба, разломил на три части, протянул.— Ешьте. Нам теперь еды на неделю хватит!Валериан Христофорович, схватив хлеб, откусывал его большими кусками и набивал им рот и уж не причитал по полякам и не вспоминал о них.Доедали на ходу, убегая в сторону восхода, туда, где громыхал фронт, где была Россия. Дорог избегали, пробираясь через леса и болота, раз, переплывая через неширокую, но быструю и глубокую реку, чуть не утопли. Конечно, простыли все, хлюпали носами и надсадно кашляли. Лишь через пять дней пути, совершенно измученные и истерзанные, вышли в расположение красных.Красноармейцы шестой кавбригады, поймавшие трех заросших, до невозможности грязных «польских крестьян», отконвоировали их в штаб.— Мы работники Чрезвычайной Экспертной комиссии, откомандированные на Западный фронт из Москвы, — представился Мишель, хоть не было при нем никаких документов.— А чего ж с той стороны пришли, да притом ляхами вырядились? — подозрительно спросили в особотделе.— Видите ли, товарищи, мы такие же, как вы, преданные пролетариату и революции бойцы, а переоделись, дабы сбежать из польского плена, — пытался объясниться Валериан Христофорович. Но его не слушали.— А чего тогда делали на передовой?— Да говорят же вам, требуху вам в глотку, якорь — в печенку, что свои мы! — рявкнул Паша-кочегар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64