Коли он убьет его — пусть, пощады он не попросит!Карл в отчаянии обхватил голову руками. «Да ведь верно, не дуэль это — убийство! — вдруг понял он. — И дуэль эта не случай вовсе, а заранее задуманное злодейство!»Да не сдержавшись, крикнул:— Коли вы убьете его, так знайте, что будете иметь дело со мной! Здесь, сейчас же!Фридрих, услышав Карла, обернулся. Сказал, смеясь:— Я непременно убью его, а после вас, коли вы так того хотите! Не мешай мне покуда, старик, придет и твой черед!Секунданты нахмурились.Яков, вскричав, кинулся вперед, мечтая об одном лишь — умереть, но умерев — успеть пронзить врага, дабы он не дразнил его и не насмехался над батюшкой.Фридрих ждал выпада и, легко отбив шпагу Якова, нанес ему укол в бедро, да притом, хоть было это с его стороны подло, рванул шпагу вбок, разрывая рану.Яков качнулся и, не в силах стоять, упал на колени.Но умирать вот так, на коленях, он не желал и оттого, рванувшись вверх, встал, но вновь, качнувшись, припал на одно колено.— Все, это конец, теперь он его убьет! — прошептал кто-то из секундантов, отворачиваясь.Фридрих, страшно ухмыляясь, сделал шаг назад, занеся шпагу для решительного, для последнего удара. Противник был повержен, теперь его можно было резать, будто овцу!Яков держал еще шпагу, но владеть ею уж не мог.— Ну, чего же вы медлите? — тихо сказал он. — Вы, кажется, желали убить меня, так поскорей делайте свое дело!Да сказав так, оглянулся, дабы пред смертью своей увидеть не личину врага, а лицо батюшки своего Карла и так попрощаться с ним.И увидел...Карл стоял, вышагнув вперед, во все глаза глядя на своего истекающего кровью сына, но во взоре его не было сострадания, а лишь один гнев!Не так должен был умирать сын отставного унтера Карла Фирлефанца, что не одну войну прошел, живота не щадя, почет и награды себе геройством своим выслужив! Коли смерть твоя пришла — умри, но не сдавайся, до последнего смертного мгновения супротив ворога дерись. Порох иссяк — шпагой бейся, шпагу сломал — зубами грызи, зубы искрошил — пальцами в глотку вцепись да души, пальцы обломаны — падай на него, дабы вместе с кручи в пропасть свалиться! Так дерутся русские солдаты!.. Так должен драться сын его!..И понял тут Яков, что не найти ему успокоения в отце своем! Не покинуть ему сей свет прощенным и смиренным...Понял и шпагу, опущенную было, вскинул!Да увидев, что кинулся к нему враг его Фридрих, не стал ждать смерти своей, а, что сил было, прыгнул навстречу, торопя кончину свою, дабы поскорей встретить смертный удар, но и самому недруга сразить!Но, равно как он, и Фридрих кинулся вперед, дабы противника своего немедля проткнуть, да увидел вдруг, как тот, поверженный, кровью истекающий, почти мертвый уже, будто из пращи выпущенный, летит навстречу ему, оружие свое против него уставив. Увидел, да уж ничего поделать не смог — ни остановиться, ни в сторону отвернуть, ни шпаги отбить! Вошел ему клинок снизу в грудь, пронзив насквозь, да со спины выскочив! А пройдя так, рассек сердце надвое!Удивленно глаза Фридрих выпучил, по чужой шпаге вниз скользя, да подумать еще успел — а ведь это убили его!.. А как грудью в эфес уперся — так и дух из него вон!Так и умер Фридрих Леммер, славный рубака, что не одну грешную душу на иной свет спровадил, а ныне свою не уберег!Упал Фридрих в красный от крови снег.А вслед ему, рядышком, упал Яков Фирлефанц.А жив ли он, или от ран помер — так сразу и не понять!Вытоптан в снегу на поляне круг, разбрызгана по нему черными пятнами горячая кровь, лежат в кругу головой друг к дружке два недвижимых тела, что пришли сюда торопить чужую смерть, а обрели свою! Глава 33 Вот она, Москва...Вот он, дом...Лестничные пролеты Мишель пробежал единым духом, перескакивая через три ступени, а как осталось сделать последний шаг, нерешительно замер пред дверью.Что-то его там ждет?..Поднял руку, крутнул барашек звонка, и тут же, будто его все это время ждали, дверь распахнулась настежь.На пороге стояла Анна.И была она во всем темном.— Ты? — переменившись в лице, ахнула она. — Ты... жив?— Как видишь, — растерянно улыбнулся Мишель.— Да ведь мне сказали, что ты... что ты погиб, что тебя поляки зарубили, — прошептала Анна, прикрыв рот руками и приваливаясь плечом к стене, оттого, видно, что ноги ее не держали. — Они и бумагу показали..— Я, верно, был в плену, но бежал... — пробормотал Мишель, решительно ничего не понимая.И тут его будто вихрь подхватил.— Жив!.. — не дав ему досказать, выкрикнула Анна. И боле уж ничего не говоря, а сделав быстрый шаг, повисла на шее Мишеля, быстро и горячо целуя его лицо, его шею, руки.— Жив... жив... жив!.. — горячечно бормотала она.— Да жив, жив, — успокаивал, гладил ее по спине и волосам Мишель, стесняясь сего порыва и пряча свои руки.— Жив!!И отстраняясь от него, отрывая его от себя, Анна глядела на Мишеля во все глаза и улыбалась, хоть по щекам ее текли и капали вниз слезы, и вновь прижимала к себе, будто стремясь раздавить!И Мишель, гладя и целуя ее, чувствовал, как у него бешено колотится сердце и перехватывает спазмом горло...Уж после, вечером, как они лежали вместе в постели, Анна рассказала Мишелю, как все было — как ей сообщили о его смерти, как учинили в доме обыск...— Я не хотела пускать, но они сказали, что с твоей работы, и все здесь перерыли.— А мой портфель, тот, серый?— Портфель — его тоже забрали.— А бумаги из стола?— Наверное, и их. Там было что-то важное?— Нет, ничего, пустяк, — успокоил ее Мишель.Хоть там было почти все по пропавшим царским сокровищам.— Я сделала что-то не так? — обеспокоенно спросила Анна.— Нет, все — так. Спи...Да только уснуть уж не пришлось.После полуночи в дверь постучали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64