Глушков, ухватив главу торгпредства за рукав, быстро отвел того в сторону и что-то горячо зашептал на ухо. Мишель мог расслышать лишь отдельные слова:— Свой... преданный делу... порвал с прошлым...И еще звучали какие-то фамилии, в том числе раз имя Дзержинского.Взгляд товарища Граковского помягчел.— А чего ж сразу молчал? — И уже обращаясь к Мишелю: — Ты, товарищ Фирфанцев, напрасно тут бдительность разводишь — чай, одно дело делаем!— Во всем должен быть порядок, — упрямо ответил Мишель.— Ладно, коли так, сбивай крышки, — приказал товарищ Граковский.Крышки сбили... А как подняли — в глаза ударило ослепительным блеском. Бриллиантовым блеском! Вот тебе и «буржуйские побрякушки»!В ящиках были украшения, иные из которых стоили дороже золота!— Сколько их тут? — не удержался, спросил Мишель.— Да кто их считал-то? Свалили в ящики да повезли. А коли по весу, так без малости три пуда.— Но позвольте? — удивился Мишель. — Надобно бы их перечесть и опись составить.— Ты, как я погляжу, товарищ Фирфанцев, не до конца перековался, потому как не веришь рабочему классу! Что алмазы, коли ныне идет рубка с мировым капиталом не на жизнь, а на смерть, коли сотни бойцов кладут свои буйны головы за светлое завтра!Опять слова!..— Спроси умирающих на фронтах бойцов революции — нужны им эти стекляшки?..Товарищ Граковский сгреб в пятерню украшения, поднял их, потрясая сжатым кулаком, брезгливо бросил обратно.— Пролетариату не нужно золото, ему нужна всеобщая свобода и братство! А алмазами мы станем отхожие места украшать!Про отхожие места Мишель уже слышал, да не раз.— Айда, товарищ Фирфанцев, погутарим меж собой.— Пошли...В соседней комнате царил форменный бедлам: стояли наспех стащенные разномастные столы и кресла, повсюду валялись перевернутые бутылки и рюмки дорогого богемского стекла вперемежку с мятыми солдатскими кружками, в углу, прямо на полу, лежала пьяная полуголая девица, руки которой были унизаны золотыми браслетами, на сдвинутых стульях кто-то отчаянно храпел, накрывшись с головой шинелью.— Пить станешь? — спросил товарищ Граковский, брезгливо осматриваясь по сторонам и наливая себе в стакан спирт.Мишель отказался.— А я буду! Мне эта работа самому не по нутру, но меня партия сюда послала, и я подчиняюсь ей, потому как я есть сознательный ее боец!Поднес стакан, выпил, крякнул, громко разгрыз валявшийся на столе ржаной сухарь.— По нраву ты, товарищ Фирфанцев, сам не скажу, чем, а по нраву! На вот!..Сунул руку в карман, вытащил массивный портсигар, протянул:— Владей!..Портсигар был золотой, с монограммой, украшенный поверх бриллиантами.— Откуда такой? — подивился Мишель столь щедрому подарку.— А то — не твоего ума дело! Бери, коль дают, да носи себе на здоровье!— Нет, — замотал головой Мишель, которому все более и более не нравилась развязанность начальника торгпредства, который теперь лапал его, норовя обнять и прижать к себе. — Покорно благодарю!Товарищ Граковский помрачнел:— Ломаешься?..Вновь сунул Мишелю в самые руки портсигар.— От подарков революции не отказываются, это тебе не царские кресты! Бери — ну!..Мишель покачал головой.— Да ты, видать, контра! — рявкнул товарищ Граковский в пьяном угаре. — А вот я тебя счас к стенке!И стал лапать себя правой рукой за карман.Из-под шинели донесся заспанный голос:— Ну кто там шумит — дай спать!Товарищ Граковский выдернул из кармана револьвер, нашел большим пальцем курок, потянул до щелчка, ткнул револьвером в Мишеля:— Именем революции!..— Хватит орать-то! — вновь закричал кто-то из-под шинели. — Коли так приспичило — стреляй его поскорей да ступай отседа. Ночь — орут, день — орут, покоя нету...Мишель спокойно стоял, глядел, как в чужой руке пляшет револьвер. Смерти он не боялся, да и подозревал, что коли теперь испугается да повернется спиной, так тот, пожалуй, и выпалит.— Если вы меня сейчас застрелите, так с вас спросят! — твердо сказал он. — Я сюда направлен товарищем Дзержинским... Виновен я или нет — пусть решает ревтрибунал, а вершить суд самолично вам никто прав не давал!Револьвер стал медленно опускаться вниз.— Разрешите идти? — коротко спросил Мишель.И не дожидаясь ответа, развернулся на каблуках и не оглядываясь пошел к выходу, хоть чувствовал, как холодеет и сводит страхом затылок...Как только он вышел за дверь, товарищ Граковский бросился к окну, вывалился по пояс, рявкнул что было мочи:— Глушков где?! Кликни его, пущай немедля сюда бежит!Товарищ Глушков прибежал тут же, увидел красного, будто вареный рак, начальника торгпредства, сробел.— Ты кого мне сюда привез? — рявкнул товарищ Граковский.— Так разве это я?.. Мне назначили его заместо Кузмичева, тот в тифу свалился!.. — залепетал Глушков. — А чего он?— Контра он — как есть, чистая контра! Помяни мое слово! Как в Москву вернется, непременно на нас донос учинит! Я эту золотопогонную публику насквозь вижу!..— И чего теперь станешь делать? — перешел на испуганный шепот товарищ Глушков.— А не я — ты! Я его сюда не звал — его ты привез — тебе с ним разбираться! Понял ли?Как не понять...— Людей я тебе дам, а дальше — сам! Но одно тебе скажу — нам с тобой добра от него ждать не приходится, коли он отсель живым уедет — так быть беде — потянется ниточка в Москву! Здесь с ним решать надобно, пока он во власти нашей, после — уж поздно будет. А то хуже — товарищ Гуковский о том узнает, так нам с тобой и здесь головы не сносить. Сам знаешь — он на расправу короток!Услышав имя Гуковского, Глушков испуганно втянул голову в плечи.— Сделаю! — пообещал он. — Куды ему от нас деваться? Да и не ждет он теперь с моей стороны беды, отчего беречься не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64