Так что ныне пред Советской властью чист! — заверил товарищ Куприянов.— Меня нисколько не интересует ваше прошлое, — поморщился Мишель. — Но коли вы в ту пору состояли при коменданте, так должны быть осведомлены о прибывшем в декабре четырнадцатого года из Петрограда особом грузе.— Это каком? — насторожился Куприянов.— Восемь больших деревянных ящиков, — подсказал Мишель. — Были такие?— Кажись, были... Но все разве упомнишь?— А коли были, то куда их дели? — встрял Паша-кочегар.— Откуда мне знать — я человек маленький, подневольный, — забормотал товарищ Куприянов, с которого давно, еще как только он увидал мандат ЧК, сошла командирская спесь, — может, я путаю чего — сколь времени прошло.— Вы постарайтесь вспомнить, это дело чрезвычайной важности! — внушал Мишель, стращая пуще прежнего и без того дрожащего товарища Куприянова.— Отпустите меня, мне по срочному делу ехать надобно, я же начпрод, — жалобно скулил Куприянов.— А как же быть с ящиками?— А может, и не было никаких ящиков, ошибся я, оговорился, запамятовал!.. Ничего я не знаю!— Да как же так?.. Вы же только что...Да ведь ежели он ничего не вспомнит, то, выходит, зря они за тыщу верст из Москвы сюда ехали?!— А ну дай мне, товарищ Фирфанцев, эту контру сюды! — вдруг сказал Паша-кочегар, оттирая Мишеля плечом. — Я с ним по-свойски потолкую!Да сграбастал снабженца за грудки, отрывая от земли.— Про ящики спрос иной, а ты скажи мне, треска сушеная, про эшелон с продуктами, что ты у красных бойцов украл.Товарищ Куприянов втянул голову в плечи:— Не было никакого эшелона, оговор это!— А вот я тебя за то прямо теперь, именем революции! — распалился Паша-кочегар, видно, и впрямь намереваясь расправиться с вороватым начпродснабом.«А ведь коли по совести рассудить — так надобно бы его расстрелять! — вдруг подумал Мишель, — ведь у армии, у солдат мерзавцы воруют, понуждая их тем к мародерству!»Но расправы не допустил — приказал:— Оставьте его! Мы с ним иначе поступим.Заметил идущих мимо двух красноармейцев, крикнул:— Подойдите сюда!Солдаты, оглянувшись на окрик, увидели матроса чуть не в сажень ростом, что тряс за грудки какого-то, в чинах, военного. Подошли, на всякий случай печатая шаг.— Скажите, как вас кормят? — спросил Мишель. — Да не опасайтесь ничего — я из Москвы.— Известно, как кормят, — мрачно произнес один из красноармейцев.— А коли бы я вам теперь сказал, кто в том виновен и куда крупа из ваших котелков девается?Красноармейцы нехорошо ухмыльнулись.— Спасибо, ступайте да подождите где-нибудь поблизости, — приказал Мишель.Красноармейцы отошли, озадаченно озираясь.— А ведь если я им теперь все про вас расскажу, а они по армии разнесут, так никакого приговора не надобно будет — они ж вас живьем разорвут! — тихо сказал Мишель. — Что, позвать их?— Это самосуд! — белея, прохрипел товарищ Куприянов.— Ах же ты шкура тыловая, восьминога тебе в зоб! Ты про «Потемкина» слыхал, где измыватели навроде тебя матросов тухлым мясом кормили? — вновь надвинулся на снабженца Паша-кочегар.— Что вам от меня нужно? — прошептал, белея и отступая, тот.— Нам необходимо знать про ящики, — напомнил Мишель.— Ну, чего молчишь, будто дохлая рыба-камбала — отвечай, покуда тебя по-хорошему спрашивают! Ну — были те ящики али нет? Да гляди — не ври мне! — пригрозил Паша-кочегар, показывая свой необъятный, как Индийский океан, кулак. — Я ведь верно знаю, что они мимо тебя пройти не могли!Слова матроса, но пуще его свирепый вид внушали страх.— Ага, вспомнил — были! Аккурат восемь штук, большие такие, деревянные! Их с Николаевского вокзала на грузовиках привезли.— И куда после дели? — затаив дыхание, спросил Мишель.— Так, кажись, в Арсенал снесли.Как же в Арсенал, когда Мишель сам, лично, в том Арсенале все подвалы еще в семнадцатом году излазил!— Вы ничего не путаете? — уточнил он.— Чего путать, — обиделся Куприянов, — ежели я сам там был да их тащить помогал. Я еще чего запомнил, я тогда в жару был, а они шибко тяжелые были.— А после их куда-нибудь переносили?— Я не знаю, меня вскорости на германский фронт услали.— А перстень тогда откуда взялся? — тихо спросил Валериан Христофорович. — Он ведь из ящиков тех!— Какой перстень? — вздрогнул начпрод.— С головой льва, коим вы вперемешку с крупой торговали?!Глаза снабженца вновь воровато забегали.— Ну, отвечай, морского угря те в глотку! — рявкнул Паша-кочегар.— Вы, верно, его тогда, при разгрузке, уворовали? — подсказал Мишель, чтоб заставить начпрода признать перстень своим.— Ну да — взял, — подозрительно легко согласился товарищ Куприянов. — Да взял-то — чуть! Иные боле меня гребли. Отколупнули доску, глянули, а там камешки, вот и не стерпели!— А что ж не все взяли?— Боязно было. Да и не успели — ящики те после куда-то в другое место перенесли, а нас на германский фронт отправили.— А почему вдруг продать надумали?— Деньги понадобились...Нет, не вяжется что-то — чтобы начпрод, уворовывая целые продуктовые эшелоны, «копеечными» перстнями торговал?.. Тут что-то иное кроется.— Покупателя вы, конечно, тоже не назовете? — поинтересовался Мишель.— Всей бы душой! — ударил себя в грудь кулаком товарищ Куприянов. — Да ведь он сам меня нашел да придумал, чтобы я товар на Ордынке на толкучке оставил, а он после забрал. А кто навел — я ума не приложу. Про тот перстень много кто знал!..И сие белыми нитками шито — тут, видно, сам начпрод, боясь с покупателем нос к носу сходиться, сию мудреную цепочку изобрел. Но что ж это тогда за покупатель, коль он его так боится?— Вы ничего не утаили?— Никак нет — все как на духу!..Да ведь больше он не скажет, понял Мишель, здесь ему и стены в подмогу — надобно его в Москву везти, где допросы снимать и очные ставки делать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64