Сегодня же, едва оправившись от нанесенного ему удара, он извлек ее, словно стрелу из колчана.
– Данглар, – попросил Адамберг, – отправьте поскорее нам людей, мне не хотелось бы задерживать нашего первобытника. У него очаг горит.
– Историка первобытного общества, – поправил Данглар.
– Позвоните Ариане, но не раньше двенадцати. Она нужна будет тут, как только мы дойдем до гроба, часа через два с половиной.
– Я возьму Ламара и Эсталера. Через час сорок мы будем в Оппортюн.
– Оставайтесь в Конторе, капитан. Мы будем открывать очередную могилу, и в пятидесяти метрах от места действия вы вряд ли нам пригодитесь. Мне нужны только землекопы и переносчики ведер.
– Я поеду с ними, – сказал Данглар, не вдаваясь в подробности. – Вы просили меня навести справки о тех четырех парнях.
– Это не срочно, капитан.
– Майор.
Адамберг вздохнул. Данглар всегда любил тянуть кота за хвост, но иногда, во власти душевных мук, перебарщивал, и Адамберга это утомляло.
– Мне надо подготовить участок, – быстро проговорил он, – поставить колышки и протянуть веревки. Отложим парней на потом.
Адамберг отключился и крутанул телефон на столике.
– Зачем, спрашивается, – проговорил он, обращаясь больше к себе, чем к Вейренку, – я взвалил на себя двадцать семь человек, хотя мне было бы ничуть не хуже и даже в тысячу раз лучше, если бы я сидел в горах, один, верхом на валуне, и болтал ногами в воде.

– И копошение существ, и душ изгибы –
Всё в бесконечности сливается, дрожа,
Но может их судить лишь Вседержитель, ибо
Жизнь глубже плоти и просторней, чем душа.

– Знаю, Вейренк. Мне просто не хочется постоянно задыхаться от этой суеты. Двадцать семь душевных мук сталкиваются и сигналят друг другу, как корабли в перегруженном порту. Надо найти способ проскользнуть над пеной.
– Увы, мой господин,
Живущий в стороне смириться должен с тем,
Что обернется жизнь его небытием.
– Посмотрим, куда укажет антенна мобильника. – Адамберг снова крутанул его. – На людей или в пустоту, – сказал он, кивнув сначала на дверь, ведущую на улицу, потом на окно, за которым виднелся деревенский пейзаж.
– На людей, – сказал Вейренк, хотя телефон еще крутился.
– На людей, – подтвердил Адамберг, посмотрев на аппарат, замерший антенной к двери.
– В любом случае деревенский пейзаж пустым не назовешь – на лугу пасутся шесть коров, а рядом в поле – бык. Вот и путаница начинается, да?

Как и в Монруже, Матиас встал рядом с могилой, водя крупными ладонями по земле. Его пальцы то замирали, то снова следовали по шрамам, отпечатавшимся в почве. Через двадцать минут он обвел мастерком контуры ямы диаметром 1,6 метра в изголовье могилы. Став в круг, Адамберг, Вейренк и Данглар следили за его действиями, а Ламар и Эсталер тем временем укрепляли желтую пластиковую растяжку, ограничивая доступ к могиле.
– Все то же самое, – сказал Матиас Адамбергу, вставая. – Я пошел. Что делать дальше, ты знаешь.
– Только ты сможешь сказать, рыли ли здесь те же ребята. Мы рискуем повредить края ямы, вынимая землю.
– Не исключено, – признал Матиас, – особенно там, где глинистая почва. Земля прилипнет к бортикам.
К половине шестого, когда начало уже смеркаться, Матиас закончил вынимать землю. Он считал, что, судя по отпечаткам лопат, тут сменяли друг друга два человека, наверняка те же, что и в Монруже.
– Первый высоко заносит лопату и вонзает ее практически прямо, у второго замах слабее и надрез мельче.
– Был мельче, – сказала Ариана, двадцать минут назад присоединившаяся к полицейским.
– Судя по уплотненности насыпи и высоте травы, раскопки имели место приблизительно месяц назад, – продолжал Матиас.
– Незадолго до Монружа, скорее всего.
– Когда похоронили эту женщину?
– Четыре месяца прошло, – сказал Адамберг.
– Ну все, с меня хватит, – поморщился Матиас.
– А гроб как? – спросил Жюстен.
– Крышка разбита. Дальше я не заглядывал.
Любопытный контраст, подумал Адамберг, смотря, как высокий блондин возвращается к машине, чтобы ехать в Эвре, а Ариана, натягивая комбинезон, заступает на вахту, не выказывая ни малейших признаков страха. Лестницу забыли, и Ламар с Эсталером спустили патологиню на руках. Деревянная обшивка фоба треснула в нескольких местах, и полицейские отступили под накатившей на них волной зловония.
– Я же велел вам надеть респираторы, – сказал Адамберг.
– Зажги прожектора, Жан-Батист, – распорядилась Ариана, – и спусти мне сюда фонарь. На первый взгляд тут все на месте, как и в случае с Элизабет Шатель. Такое впечатление, что гробы открывали из простого любопытства.
– Может быть, это поклонник Мопассана, – прошептал Данглар: прижав к лицу респиратор, он изо всех сил старался не отходить слишком далеко.
– То есть, капитан? – спросил Адамберг.
– Мопассан описал человека, который неотвязно думает об умершей возлюбленной и сходит с ума оттого, что никогда уже не увидит милые сердцу черты. Решив посмотреть на них в последний раз, он, разрыв ее могилу, добирается до любимого лица. Но она уже не похожа на ту, что так восхищала его. И все же он сжимает в объятиях гниющий труп, и с тех пор его преследует не аромат воспоминаний, а запах ее смерти.
– Здорово, – сказал Адамберг. – Чудная история.
– Это Мопассан.
– И тем не менее. А выдуманные истории пишутся для того, чтобы помешать им произойти наяву.
– Как знать.
– Жан-Батист, – позвала его Ариана, – ты не знаешь, отчего она умерла?
– Пока нет.
– А я знаю: ей размозжили основание черепа. То ли ее зверски ударили, то ли на нее упало что-то тяжелое.
Адамберг, задумавшись, отошел в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100