– Не обижайся, Беарнец, – сказал Анжельбер, – но это вообще-то твои дела.
– Уж никак не наши, – вступил Ахилл.
– Ваши тоже. Потому что ваших оленей распотрошила та же женщина.
– Я говорил, – выдохнул Освальд.
– Откуда ты знаешь? – спросил Илер.
– Это его дело, – оборвал его Анжельбер. – Раз говорит, что знает, значит, знает, и все тут.
– Вот именно, – сказал Ахилл.
– Смерть девственниц связана со смертью оленя, – продолжал Адамберг. – С изъятием его сердца, если быть точным.
– Знать бы зачем, – спросил Робер.
– Чтобы вынуть из него крестовидную кость. – Адамберг пошел ва-банк.
– Очень возможно, – сказал Освальд. – Эрманс тоже так думала. У нее есть такая кость.
– В сердце? – слегка удивился Ахилл.
– В ящике буфета. Кость из оленьего сердца.
– Надо вконец свихнуться, чтобы охотиться за оленьим крестом, – сказал Анжельбер. – Это все древние штучки.
– Некоторые французские короли их даже собирали, – сказал Робер. – В лечебных целях.
– Вот я и говорю – древние штучки. Теперь эта кость никому не нужна.
Адамберг, в лечебных целях, осушил бокал, отпраздновав таким образом существование крестовидной кости в сердце оленя.
– Ты знаешь, почему твой убийца вырезает у оленя сердце? – спросил Робер.
– Я же сказал, это женщина.
– Понятно. – Робер скорчил недовольную гримасу. – Но ты знаешь, почему?
– Чтобы соединить этот крест с волосами девственниц.
– Предположим, – сказал Освальд. – Она психопатка. Как знать, зачем ей это.
– Чтобы приготовить снадобье, дающее бессмертие.
– Ни хрена себе, – присвистнул Илер.
– С одной стороны, это неплохо, – заметил Анжельбер, – с другой стороны, спорно.
– Что – спорно?
– Ты только представь себе, бедный мой Илер, что ты вынужден жить вечно. Что ты собираешься делать весь день напролет? Не будем же мы тут выпивать сто тысяч лет подряд, а?
– Да, это перебор, – согласился Ахилл.
– Она убьет еще одну женщину, – вернулся к делу Адамберг, – после того как покончит со следующим оленем. Или наоборот, не знаю. Но у меня нет выхода, я вынужден следовать за сердечным крестом. Я прошу вас вызвать меня, как только зарежут очередного оленя.
За столом воцарилась плотная тишина – только нормандцы способны создать и вынести ее. Анжельбер разлил вино по второму кругу, позвенев горлышком о краешек каждого бокала.
– Его уже зарезали, – сказал Робер.
И снова они замолчали, и снова глотнули вина – все, кроме Адамберга, который в ужасе смотрел на Робера.
– Когда? – спросил он.
– И недели не прошло.
– Почему ты мне не позвонил?
– Да тебя это вроде не так уж и волновало, – насупившись, сказал Робер. – Ты только и думал, что об освальдовской тени.
– Где это произошло?
– В Боск-де-Турель.
– Распотрошили, как тех двух?
– Все то же самое, сердце лежало рядом.
– Назови мне ближайшие к лесу деревни.
– Кампениль, Труамар и Лувло. Чуть дальше – Лонжене с одной стороны и Куси с другой. Выбирай.
– С тех пор там не отмечалось несчастных случаев с женщинами?
– Нет.
Адамберг с облегчением вздохнул и отпил вина.
– Не считая старухи Ивонны, которая упала со старого моста, – сказал Илер.
– Умерла?
– Тебя послушать, так все умерли, – сказал Робер. – Она сломала себе шейку бедра.
– Ты можешь меня завтра туда отвезти?
– К Ивонне?
– К оленю.
– Его похоронили.
– Кому достались рога?
– Никому. Он их уже сбросил.
– Мне надо осмотреть место.
– Это можно, – сказал Робер, протягивая бокал в третий, и последний, раз. – Где ты ночуешь? В гостинице или у Эрманс?
– Лучше в гостинице, – сказал тихо Освальд.
– Лучше так, – отметил отметчик.
И никто не объяснил, почему он не может переночевать у сестры Освальда.

LV

Пока его подчиненные прочесывали район Боск-де-Турель, Адамберг обошел дозором больницы. Для начала навестил хромающего Вейренка в клинике Биша, потом спящую в Сен-Венсан-де-Поль Ретанкур. Вейренка собирались завтра выписать, а сон Ретанкур начинал понемногу приходить в более естественное состояние. «Она возвращается к нам на всех парах», – сказал Лавуазье, который не переставая записывал свои наблюдения за богиней-многостаночницей. Вейренк, когда ему сообщили о всплытии Ретанкур и об оленьем кресте, высказал мысль, которую Адамберг, возвращаясь пешком в Контору, обсасывал со всех сторон.

«Одной хватило сил спастись и быть живой,
Но к смерти приведет бессилие другой.
Олень подбит стрелой – и деве вслед за ним
Не поздоровится, коль мы не поспешим».

– Франсина Бидо, тридцать пять лет, – ска-зал Меркаде, протягивая карточку Адамбергу. – Живет в Кланси, это деревенька на двести душ в семи километрах от опушки Боск-де-Турель. Две другие ближайшие девственницы живут на расстоянии соответственно четырнадцати и девятнадцати километров. Неподалеку от них обеих находится большая каштановая роща, где тоже могут водиться олени. Франсина живет одна, ферма ее стоит на отшибе, в более чем восьмистах метрах от ближайших соседей. Через ограду можно перепрыгнуть одним махом. Дом у нее старый, с хилыми деревянными дверями, замки поддаются удару локтем.
– Ясно, – сказал Адамберг. – Она работает? У нее есть машина?
– Она работает на полставки уборщицей в аптеке Эвре. Ездит туда на автобусе каждый день, кроме воскресенья. Вероятно, на нее нападут дома, между семью часами вечера и часом следующего дня, когда она выходит из дому.
– Она девственница? Это точно?
– Кюре из Оттона говорит, что да. По его словам, она миловидная и инфантильная, «чистый ангелочек». Злые языки уверяют, что придурковатая. Но священник считает, что с головой у нее все в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100