– Она больше к вам не приходит?
– Ну почему же, приходит, – проговорил священник, снова подстерегая муху, которая перебиралась с буквы на букву на клавиатуре. – Кстати, я кое-что вспомнил. Это произошло месяцев шесть-семь назад. Паскалина была известная кошатница. Одного из ее любимцев зарезали и бросили в луже крови у нее под дверью.
– Кто это сделал?
– Так и не выяснили. Мальчишки какие-нибудь наверняка, такое во всех деревнях случается. Я совсем забыл об этом происшествии, но Паскалина очень переживала. Она не только расстроилась, но и испугалась.
– Чего?
– Что ее заподозрят в гомосексуализме. Я ж вам говорил, она на этом помешалась.
– Не вижу связи, – вступил Вейренк.
– Ну как же, – с легким раздражением сказал кюре. – У кота ведь отрезали гениталии.
– Больно жестоко для детских забав. – Данглар поморщился.
– У Элизабет тоже были кошки?
– Один кот. Но с ним все в порядке, ничего такого не было.

Трое мужчин в гробовом молчании ехали по направлению к Аронкуру. Адамберг тащился как черепаха, словно хотел, чтобы машина следовала неторопливому течению его мыслей.
– Ну и что вы о нем скажете, капитан? – спросил он.
– Немного нервный, в меру чудной, но это объяснимо, раз он собирается сделать решительный скачок в сторону. Мы не зря к нему съездили.
– Вы, конечно, имеете в виду книгу. Это что, перечень мощей?
– Нет, это самый значительный трактат «О святых мощах и их применении». Экземпляр священника отлично сохранился. Я бы себе такой не купил даже на четырехгодичную зарплату.
– А что, мощи как-то применяли?
– В хвост и в гриву. От слабости кишечника, болей в ухе, лихорадки, геморроя, вялости и прострации.
– Надо бы подарить их доктору Ромену, – улыбнулся Адамберг. – А почему это издание такое ценное?
– Я уже объяснил Вейренку. Потому что в нем содержится один из самых известных рецептов, который в течение многих веков запрещался Церковью. В доме священника, кстати, этот труд выглядит довольно неуместно. И как ни странно, он его открыл именно на этой странице. Своего рода вызов.
– Вообще-то ему проще всего было стащить кости святого Иеронима. А что это за рецепт, Данглар? В чем его смысл – вернуть призвание? Побороть дьявольские искушения?
– Обрести вечную жизнь.
– На земле или на небесах?
– На земле, но на веки вечные.
– Давайте, капитан, рассказывайте.
– Как по-вашему, я мог его запомнить? – проворчал Данглар.
– Я запомнил, – скромно сказал Вейренк.
– Слушаю вас, лейтенант, – продолжал Адамберг, все так же улыбаясь. – Мы, может быть, поймем наконец, что на самом деле задумал кюре.
– Ну хорошо, – неохотно проговорил Вейренк, не умевший еще отличать, когда Адамберг действительно чем-то интересовался, а когда просто придуривался. – «Величайшее снадобье для продления жизни благодаря способности мощей притуплять миазмы смерти, на основе самых верных предписаний и исправленное от прежних ошибок».
– И все?
– Нет, это только название.
– Дальше – больше, – изумленно и обиженно сказал Данглар.
– «Пять раз настанет время юности, и ты обратишь его вспять, будучи неуязвим для его потока, и так снова и снова. Святые мощи ты истолчешь в порошок, три щепотки оного смешаешь с мужским началом, коему не пристало сгибаться, с живой силой дев, одесную извлеченной, трижды приготовленных в равном количестве, и растолчешь с крестом, в вечном древе живущим, прилегающим в том же количестве, а удерживаются они на одном месте, нимбом святого окруженном, в вине этого года выдержав, и главу ее ниц простри».
– Вы это знали, Вейренк?
– Да нет, только прочел.
– И понимаете, о чем речь?
– Нет.
– И я нет.
– Речь идет об изготовлении эликсира вечной жизни, – сказал Данглар, по-прежнему дуясь. – А это не фунт изюму.
Через полчаса Адамберг и его помощники загружали в багажник сумки, собираясь возвращаться в Париж. Данглар ругался, потому что сзади царил экран для камина, не говоря уже об оленьих рогах, занимавших все сиденье.
– Выход один, – предложил Адамберг. – Рога положим вперед, а вы оба сядете сзади.
– Рога вообще лучше оставить тут.
– Вы шутите, капитан. Давайте за руль, вы самый длинный. Мы с Вейренком втиснемся вместе с экраном. Мы совсем не против.
Данглар подождал, когда Вейренк сядет в машину, и отвел Адамберга в сторону.
– Он лжет, комиссар. Никто не может выучить с ходу подобный текст. Никто.
– У него исключительные способности, я же говорил вам. Никто не может сочинять стихи так, как он.
– Одно дело – сочинять, другое – запоминать. Он прочел этот проклятый текст с точностью до запятой. Он лжет. Он это снадобье знал наизусть.
– Зачем оно ему?
– Понятия не имею, но этот рецепт был проклят – на веки вечные.

XXX

– Она носила синие туфли, – объявила Ретанкур, выкладывая целлофановый пакетик на стол Адамберга.
Адамберг посмотрел на пакет, потом на лейтенанта. Ретанкур держала кота под мышкой, и Пушок с наслаждением позволял таскать себя как тряпку, безучастно свесив лапы и голову. Адамберг даже не надеялся на такой скорый результат, честно говоря, он вообще не ждал результата. Но туфли ангела смерти – поношенные, заскорузлые, синие – лежали на его рабочем столе.
– На подошвах нет и следа воска, – добавила Ретанкур. – Но это понятно – последние два года их носили не снимая.
– Расскажите, – попросил Адамберг, забравшись на шведский табурет, который он перетащил к себе в кабинет.
– Агентство недвижимости домом не занимается, решив, что продать его все равно не удастся. После ареста никому даже не пришло в голову там убрать. И тем не менее в доме пусто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100