Они знали, что склеены намертво. Нерушимая любовь – из тех, что остается навеки платонической.
– Не беспокойся, Виолетта, он спит сном праведника. Если ты не выдашь меня Данглару, который выдаст меня Камилле, все будет отлично. Что тут делает Новичок?
– Он вместо Жюстена.
– Сколько у вас машин?
– Две.
– Бери одну, я поведу вторую. Встретимся перед главным входом на кладбище.
– Зачем? – спросил Эсталер.
Адамберг легко потрепал его по щеке:
– Ваши камешки оттуда, бригадир. Помните, что так развеселило Диалу и Пайку?
– А их что-то развеселило?
– Да.
– Они все шутили про сломанную плиту, – вспомнил Вуазне.
– Да, и очень смеялись. Только горячий ужин был явно ни при чем.
– Надгробная плита, – внезапно сообразил Гардон. – На кладбище в Монруже.
– Они ее разбили. Пойдем. Не забудьте фонарики.
Кладбищенского сторожа было нелегко добудиться, но просто расспрашивать. В эти нескончаемые ночи любое разнообразие, будь то даже полиция, принималось им с радостью. Да, там сдвинули плиту. Сломали и вытащили. Она валялась рядом с могилой, расколотая пополам. Семья заказала новую.
– А могила? – спросил Адамберг.
– Что – могила?
– Что с ней сделали после того, как сняли плиту? Раскопали?
– Да нет. Просто наговнять захотелось.
– Когда это произошло?
– Недели две тому назад. В ночь со среды на четверг. Сейчас я вам точно скажу.
Сторож снял с полки толстый гроссбух с засаленными страницами.
– В ночь с шестого на седьмое, – сказал он. – Я все записываю. Хотите номер могилы?
– Потом. Пока что проводите нас туда.
– Нет уж, – сторож отступил в глубь своей каморки.
– Проводите нас, черт побери. Как мы, по-вашему, ее найдем? Это кладбище размером с хорошее озеро.
– Нет, – повторил он. – Даже не просите.
– Вы сторож или что?
– Нас тут двое. И лично я туда ни ногой.
– Что значит – двое? У вас есть сменщик?
– Нет, сюда кто-то приходит. Ночью.
– Кто?
– Не знаю и знать не хочу. Призрак. Поэтому я туда больше ни ногой.
– Вы его видели?
– Как вас сейчас. Но это не мужчина и не женщина, просто серая тень, и двигалась она очень медленно. Она не шла, а скользила, казалось, вот-вот упадет. Но не упала.
– Когда это было?
– За два-три дня до того, как сдвинули плиту. Так что я туда ни ногой.
– Чего о нас не скажешь, и вам придется нас туда отвести. Мы вас одного не оставим, лейтенант будет вас охранять.
– У меня нет выбора, да? С полицией шутки плохи. И вы с собой еще ребенка тащите? Вам-то, поди, совсем не страшно.
– Ребенок спит. Ребенок ничего не боится. Если уж он решился на это предприятие, то вы и подавно не струсите, не так ли?
Зажатый между Ретанкур и Вуазне, сторож быстрым шагом проводил их к могиле – ему не терпелось вернуться в надежное укрытие.
– Вот, – сказал он. – Мы пришли.
Адамберг направил луч фонарика на надгробный камень.
– Молодая женщина, – сказал он. – Умерла в 36 лет, чуть больше трех месяцев назад. Вы не знаете, от чего?
– Попала в аварию – вот все, что мне удалось узнать. Грустная история.
– Да.
Эсталер, согнувшись в три погибели в проходе между могилами, рылся в земле.
– Гравий, комиссар. Наши камешки отсюда.
– Конечно, бригадир. Но все-таки возьмите образцы.
Адамберг направил фонарик на свои часы:
– Скоро полшестого. Через полчаса разбудим родственников. Нам необходимо получить разрешение.
– На что? – спросил сторож, почувствовав себя увереннее в обществе полицейских.
– На то, чтобы снять плиту.
– Черт, вы сколько раз собираетесь ее двигать?
– Если мы не сдвинем плиту, как мы узнаем, почему они это сделали?
– Логично, – пробормотал Вуазне.
– Так они ж не рыли, – возразил сторож. – Я ж вам сказал, черт побери. Там ничего нет, даже самой крохотной ямки. Мало того, сверху остались засохшие стебли роз, как лежали, так и лежат. Это ведь доказывает, что они ничего не тронули, разве нет?
– Может, и так, но надо проверить.
– Не верите мне?
– Из-за этого через два дня погибли два парня. Их зарезали. Слишком дорого они расплатились за то, чтобы всего-навсего сдвинуть могильную плиту. Просто чтоб наговнять.
Сторож в задумчивости почесал живот.
– Следовательно, они сделали что-то еще, – продолжил Адамберг.
– А что еще, не понимаю.
– Вот мы и посмотрим.
– Ну-ну.
– И для этого надо снять плиту.
– Ну-ну.
Вейренк вытянул Ретанкур из плотной группки.
– Почему комиссар носит две пары часов? – спросил он. – Он, что ли, на Америку настроен?
– Он скорее расстроен. По-моему, у него уже были свои часы, а подруга подарила ему еще одни. Он и их надел. И теперь ничего не поделаешь, приходится носить и те и другие.
– Ему трудно выбрать?
– Нет, думаю, все гораздо проще. Что есть, то и носит.
– Понятно.
– Ты скоро сам во всем разберешься.
– И еще я не понял, как он догадался про кладбище. Он же спал.
– Ретанкур, – позвал Адамберг. – Мужчины пойдут передохнуть. Я вернусь с подкреплением, как только сдам Тома матери. Вы можете тут пока побыть? Займетесь разрешением?
– Я останусь с ней, – предложил Новичок.
– Правда, Вейренк? – спросил он, напрягшись. – Вы еще держитесь на ногах?
– А вы нет?
Лейтенант быстро опустил веки, и Адамберг почувствовал угрызения совести. Горные козлики ударили друг друга рогами, и Вейренк запустил пальцы в свою странную шевелюру. Рыжие прожилки отчетливо виднелись даже в темноте.
– У нас много работы, Вейренк, грязной работы, – продолжил Адамберг, смягчаясь. – Мы ждали тридцать четыре года, подождем еще несколько дней. Предлагаю перемирие.
Вейренк, казалось, засомневался, потом молча кивнул.
– Вот и отлично, – сказал Адамберг, удаляясь. – Я вернусь через час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100