Двое братьев, охранявших двойные двери из резного дерева, почтительно поклонились пожилому монаху и паломнику в потрепанных одеждах. Брат Синса без стука распахнул двери. Поклонившись мастеру ши-кван, будто именитому чужеземцу, Синса отошел в сторону.
Сотура вошел в помещение, и его глазам предстал брат Хутто, Правитель Плавучего Города. Держа в руках свиток, Примас империи Ва сгорбился над своим знаменитым письменным столиком, ширина которого вдвое превышала обычные размеры.
— А, брат Сотура, — произнес старый монах, глядя на одежду вошедшего. — Нельзя так слепо повиноваться моде, брат, это опасно для духа. — Как всегда, правитель не улыбнулся собственной шутке. Эта его привычка поначалу изрядно обескураживала Сотуру, пока он не пришел к выводу, что брату Хутто нравится наблюдать за реакцией людей — сочтут ли они уместным рассмеяться. Брат Сотура также понял, что за шутками правителя стоит блестящий ум и немалая доля обаяния.
— Я учту ваш добрый совет на будущее, брат, хотя пришел к вам, чтобы услышать другие слова.
Хутто кивнул и погладил бороду. Он пристально разглядывал брата Сотуру, но гостю, похоже, это не доставляло никаких неудобств. Правитель Янкуры был чрезвычайно мал ростом, а его лицо могло показаться либо очень старым, либо очень молодым в зависимости от настроения брата Хутто.
Он закончил поглаживать бороду.
— Вы никогда не удовлетворялись одними словами, брат Сотура. Прошу вас, присядьте рядом со мной. — Один из монахов, стоявших на страже у дверей, вошел в комнату с лакированным подносом, на котором стояли приборы для чайной церемонии. Монах поставил поднос между собеседниками и перед уходом помешал угли в металлической жаровне.
— Вы привезли весточку от нашего Верховного Настоятеля? — поинтересовался брат Хутто. Он по-особому растягивал долгие гласные, почти превращая их в музыку, словно они перетекали в его речь из какого-то мелодичного напева.
— Да, брат. Настоятель шлет вам поклон, но письма не передал, опасаясь, что оно может быть перехвачено. Я должен многое обсудить с вами — от его имени, конечно.
— И о чем же, как полагает Верховный Настоятель, я ему не сообщил?
— Сие мне неизвестно, брат Хутто, — ровно ответил мастер ши-кван.
— Вот как. Стало быть, вы приехали сюда, только чтобы насладиться звоном колоколов Нефритового Храма?
— Нет, брат, — возразил Сотура и, помедлив, продолжил: — Я приехал, чтобы поговорить о священных рукописях Владыки Ботахары.
Брат Хутто осенил себя знаком Ботахары.
— Тогда говорите тише. Слух меня пока не подводит.
Учитель ши-кван опустил глаза и кончиками пальцев принялся чертить круг на мягкой циновке.
— Мы получили ваше сообщение. Верховный Настоятель оценил вашу предусмотрительность — вы мудро поступили, приставив шпионов к вассальному купцу Сёнто. Однако то, что произошло под покровом тьмы, оставляет много вопросов… — Сотура оборвал фразу, желая посмотреть, как отнесется к ней собеседник.
После долгой паузы брат Хутто промолвил:
— Насколько я понял, вы спрашиваете, знаю ли я что-то еще?
— Совсем нет, брат; Верховного Настоятеля интересует ваше мнение.
Примас подкрутил фитиль в лампе.
— А мне, в свою очередь, интересно мнение самого брата Нодаку. Если с такой секретностью уносили именно свитки, которые вы… которые мы ищем, то Верховный Настоятель наверняка поделился бы со мной этими сведениями. Куда еще, кроме монастыря Дзиндзо, рукописи отправятся по морю? — Брат Хутто остановил взгляд своих темных, подернутых влагой глаз на лице гостя.
— Где сейчас рукописи, для нас пока остается загадкой, как ни больно признаваться.
— Гм… Уж лучше бы вы сказали мне, что все потихоньку сделано и свитки возвращены на место. — Брат Хутто прервался, чтобы подать чай. — Боюсь, я вас разочарую. Я не знаю, что увозили императорские гвардейцы. Это был ящик размером с небольшой дорожный сундук и, очевидно, очень тяжелый. Заметьте, я сказал «очевидно». Сокровище, которое мы разыскиваем?.. — Он печально покачал головой и предложил гостю чашку чая. — Я в это не верю. Только представить, что свитки утрачены!.. — воскликнул он.
Где-то внизу низкие голоса начали петь протяжную молитву, и оба монаха сотворили в воздухе знак Ботахары. Прозвучали четыре удара гонга; во время долгой паузы эхо принесло отголоски звона, потом послышались еще три удара. В наступившей тишине голос одинокого певчего звенел, как вода, льющаяся в пустой сосуд. Голос был чистый и красивый, а мелодия — лиричной и западающей в душу. Постепенно ее подхватили остальные голоса, негромкие, но сильные.
Сотура глубоко вздохнул и про себя прочел молитву.
— Простите, брат, у меня мало времени. — Когда правитель Янкуры кивнул, монах продолжил: — Инициат, который был свидетелем ночных событий, слышал что-нибудь из того, что говорил торговец?
Брат Хутто покачал головой.
— Танака и старый стражник следили за происходящим молча. Как мне сказали, они были сильно напуганы и не разговаривали между собой. В своем письме я ничего не утаил от Верховного Настоятеля.
— Я не решаюсь строить догадки, хотя, по-моему, ясно одно: то, что делалось в такой тайне, имело крайне важное значение для неких влиятельных персон. Присутствие вассального купца князя Сёнто говорит о том, что здесь замешаны интересы великого князя. Как вы думаете, не опасно ли развивать эту мысль?
— Я давно наблюдаю за купцом Танакой и узнал немало поразительных вещей. Возьмем, пожалуй, самый наглядный пример: в отсутствие посторонних князь Сёнто делит стол со своим торговцем и обращается к нему «Танака-сум».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157