В реакции единоборца Сотура уловил благоговейный страх! Тем не менее внешне не произошло ничего, что бросилось бы в глаза монаху, а ведь от него могло укрыться очень немногое.
Урок получился странным и незаконченным. После этого учитель ши-кван внимательно наблюдал за Суйюном. Он даже провел с ним несколько тренировочных поединков, и хотя для своих лет инициат обладал прекрасными навыками, брат Сотура не разглядел в нем ничего такого, что могло вызвать трепет у непревзойденного бойца.
Укрепил ли Яку страх императора перед орденом ботаистов, сказать было невозможно. Весь этот эпизод оказался досадным просчетом, причем очень существенным.
Проблема с нынешним императором заключалась в том, что братство почти ничего о нем не знало. Сын Неба не подпускал к себе монахов, и его личность оставалась загадкой, неразрешимой с помощью одних только умозаключений.
Конечно, он — Сын Неба — отличался крайней непредсказуемостью, но даже зная об этом, брат Сотура удивился, насколько безуспешной была попытка братьев предугадать планы императора. Это тревожило монаха; иногда он задавался вопросом, не прогневалось ли на братьев небо, так сильно им не везло в последнее время.
Мастер ши-кван закончил упражнять пальцы и вошел в состояние покоя. Через несколько часов лучи солнца застали его в той же позе — на носу корабля оцепенела нелепая фигура в потрепанном халате, который ветер никак не хотел оставить в покое.
Нефритовый Храм был самым древним зданием из тех, что находились в старой части Плавучего Города. Вот уже семь столетий каменистый остров, на котором стоял храм, спасал его от частых наводнений, затоплявших Янкуру. Молва утверждала, что от пожаров храм защищает Ботахара.
За стенами, окружавшими земли храма, теснились другие постройки, выполненные в стиле эпохи раннего ботаизма. Все они стояли вокруг внутренних двориков и садов, предназначенных для медитации. Нефритовый Храм был желанной целью многих паломников, которые путешествовали по дорогам и водным путям Ва, поэтому за его пределами выросли большие дома — они вмещали в себя толпы Ищущих Знания, которые приходили к храму, не имея ни постели, ни денег, как велел им обет вечной бедности.
Брат Сотура лежал на деревянной скамье в темноте одной из таких спальных комнат, не обращая внимания на холод, который пронизывал его тело. Со всех сторон монах слышал звуки, издаваемые паломниками во сне — и не все из них приятные, — а также кряхтение тех, кто по каким-то причинам не мог насладиться блаженным забытьём. Голоса шептали во мраке; из-за тонкой перегородки, отделяющей комнату от сада, доносилось знакомое бормотание: кто-то нараспев читал длинную багитру — молитву о прощении. Какой-то старик в сотый раз закашлялся, а потом глубоко вздохнул — с отчаянием или облегчением, монах не знал.
Брат Сотура лежал на боку и притворялся, что спит, желая избежать постоянной ловушки праздных разговоров. Поиски священного знания не избавляли многих людей от одиночества, и их всегда тянуло к обществу себе подобных.
Храмовый колокол пробил час совы. На его звон отозвалось с дюжину других колоколов в переполненном городе. Выждав еще немного, брат Сотура бесшумно поднялся. Умение передвигаться без единого звука входило в число навыков, которыми владели ботаистские монахи, и теперь, осторожно ступая между спящими паломниками, Сотура превратил это умение в своеобразную игру. В дальнем углу спальни он тихонько раздвинул ширму.
Серп луны отбрасывал тени на подножие зданий и деревьев и мягко мерцал, отражаясь от поверхности небольшого пруда. Минуя тропинку из гравия, брат Сотура пересек пространство между постройками и влез на низкую каменную стену. В ее конце он обнаружил более высокую стену самого храма. Здесь монах остановился и обвел взглядом окрестности, готовый заметить среди теней малейший намек на движение. Он расширил сознание в мысленном поиске чужой энергии ши, присутствие которой выдало бы любого спрятавшегося во тьме.
Убедившись, что поблизости никого нет, Сотура спрыгнул на мощенную камнем дорожку и сделал три шага к двери, полускрытой в зарослях кустарника тенти. Провел руками по обшитой металлом деревянной двери, пытаясь нащупать ручку, после чего потянул дверь на себя. Она подалась, затем вдруг резко остановилась. Из густой темноты за дверью послышался приглушенный шепот:
— Что вам надо?
— Я пришел к вашему господину за советом, — вполголоса ответил брат Сотура.
Донесся лязг цепи, и в следующий миг дверь распахнулась.
— Входите, — произнес тот же низкий голос, и Сотура шагнул на внутреннюю территорию древнего храма. Дверь позади него беззвучно затворилась.
— Прошу вас, брат, следуйте за мной. — С коротким поклоном темная фигура монаха-ботаиста развернулась и исчезла в тени соседней стены.
Они не успели сделать и двадцати шагов, как монах приоткрыл колпак лампы, и Сотура смутно разглядел черты его лица.
— Брат Синеа?
Монах повернулся к нему, и брат Сотура скорее почувствовал, чем увидел его улыбку.
— Брат Синса, верно. Я счастлив услужить вам; прошу прощения, что не называю вашего имени. — Голос был низким и глубоким, как сама тьма.
— Ночь слышит все, — пробормотал Сотура и увидел, как пламя светильника мелко задрожало — его проводник молча затрясся от смеха.
По каменным ступеням они поднялись на крытую веранду в задней части дома. Шум самого оживленного в империи города сюда не проникал; брата Сотуру это странным образом успокаивало. Его провожатый раздвинул створки ширмы и ступил в большой коридор. Через несколько шагов они снова оказались перед лестницей, которая привела их в другой длинный коридор четырьмя этажами выше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157