я
почувствовал, однако, что новости, мною рассказанные, его до некоторой
степени обрадовали. Сильвер бесконечно презирал легкомысленного и
взбалмошного сквайра, а безукоризненная честность и мужество капитана
Смоллета стали непреодолимой преградой его намерениям захватить сокровища
Флинта на острове Кидда.
Помолчав немного, он спросил:
- А что стало с доктором Ливси? Это, я скажу, достойный человек.
Неужели и он умер?
На сей раз у меня были добрые вести. Доктор Ливси здравствовал и
процветал. Проживая с сестрой в Тонтене, он не прекращал врачебной
практики и пользовался в Сомерсетшире большой известностью и почетом.
Именно доктор Ливси выгодно поместил мою скромную долю сокровищ острова
Кидда и убедил меня пойти по его стопам. В большой степени именно ему я
обязан своим теперешним уверенным положением и благодарен не только за
приличный достаток, но и за то, что он с поистине отеческой заботой помог
мне завершить образование и устроить жизнь.
Разговор о докторе Ливси напомнил мне о моем долге. Теперь я глядел
на мистера Джона Сильвера как лекарь на пациента. Тот приподнялся на
диване и с моей помощью снял через голову рубаху. Вновь меня поразили
широкие плечи Сильвера и два косых шрама через ребра. Я увидел татуировку:
на одном плече изображены были пылающие сердца, переплетенные над именем
"Аннет", на другом находилась лишь надпись "Смерть таможне!".
Но увидел я также, что огромная грудная клетка Сильвера стала впалой,
а отвислая кожа побледнела и покрылась пятнами. Внимательный осмотр
подтвердил мой первоначальный диагноз.
- Что ж, Джон Сильвер, - сказал я ему, - вы, может быть, и спаслись
от петли и желтой лихорадки, но сейчас у вас чахотка, и я боюсь, вы
недолго протянете. - Я изрекал это, словно был архангелом Михаилом, но
внезапно ощутил странный и неожиданный приступ угрызения совести и, желая
смягчить произнесенный приговор, добавил: - И все же многие люди спаслись
от чахотки, как только перестали пьянствовать и стали вести здоровый и
разумный образ жизни. Если вы, Джон Сильвер, будете неукоснительно
следовать моим указаниям, то проживете здесь в Глостершире до ста лет,
если будет на то божье соизволение.
Сильвер взревел, как разъяренный медведь.
- Слушай, ты! - гаркнул он. - Я ведь уже в пути на тот свет, так что
незачем плести мне эти побасенки. А смерти я не боюсь! Да, жил я опасной
жизнью, уж ты то это знаешь. Но когда мог, жил кротко и разумно. Нет, я не
пьяница! Вот Флинт, Билли Бонс, да и другие - те прожигали жизнь пусто и
бездумно, а уж пили то... Я видывал беднягу Билли упившимся французским
коньяком настолько, что ты и не поверишь, даже если увидишь своими
глазами. А Флинт подох от пьянства в Саванне еще в 1754 году. Ром свел его
в могилу, хоть был он ненамного старше меня. У каждого своя судьба, Джим,
так что пытаться обмануть смерть по советам врачей - все равно что плевать
против ветра!
Ответ его меня успокоил, но не удивил. Я помнил, какой ум и
самообладание проявил Сильвер на борту "Эспаньолы". И то, что после
стольких неслыханных бед и опасностей они сохранились, было свидетельством
здравого его рассудка, присутствия лукавства и храбрости, равно как и
доказательством того, что в этом на первый взгляд немощном теле
сохранились большие запасы жизненной силы.
И все же болезнь глубоко поразила его легкие. Когда я вновь увидел,
как весь он содрогается от ужасного раздирающего кашля, во мне снова
пробудилось сострадание. Да, не спорю, он был лжец, пират, убийца,
изменник и вор, но даже в его преступлениях таилось что-то
привлекательное. На фоне скучных добродетелей обывателей он выделялся
своими кровавыми злодеяниями. "Это человек, с которым всегда надо
считаться", - подумал я.
Сильвер прервал ход моих мыслей:
- Так что, Джим, - спросил он, - стало быть, протянет еще
сколько-нибудь старый моряк, сражавшийся под флагом адмирала Хоука, не так
ли?
- Ну-ка, - возмутился я, - давайте разберемся. Когда мы встретились
впервые, вы были самым обыкновенным пиратом. Я вам не сквайр Трелони, и
незачем мне рассказывать враки о том, как вы служили королю и Англии в
войне с Францией и Испанией.
Эта вспышка доставила мне странное удовольствие, прозвучав эхом
справедливых оценок капитана Смоллета и доктора Ливси. Но последнее слово
осталось за Сильвером.
- Вижу, ты ни на фартинг мне не веришь, Джим, - печально сказал он, -
и я сам в этом виноват. Как погляжу, другие уже порассказывали тебе всяких
баек, так что придется старому Сильверу самому взяться за исправление
судового журнала, как ты назвал свою книжку. Да-да, я ведь знаю, что ты
описал наши приключения на острове Кидда и заработал неплохие деньги,
правда, приврал в своем сочинении изрядно, ну да это не твоя вина. Бен
Ганн, этот олух, тоже болтал что-то об этой истории, как мне рассказывали,
но я не обращал на него внимания, пока мы ходили вместе на старом "Морже",
не собираюсь этого делать и сейчас. Да, что было, то было, но не зваться
мне Долговязым Джоном Сильвером, если я протяну долго, а не хотелось бы
уходить из жизни с клеймом отъявленного негодяя, каким ты меня расписал.
Клянусь тебе, Джим, все, что я сейчас расскажу, будет чистой правдой, или
тем, что мне с моей колокольни казалось правдой.
Я ведь и в самом деле плавал с Хоуком, сражался под британским
флагом, обошел с королевским флотом все Карибское море в поисках
французских и испанских судов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73