Были, разумеется, садисты, но большинство палачей
осуществляло массовые преступления из чувства обязан-
ности. А это не удовлетворяло дремлющих чувств агрес-
сии и садизма. Ибо нельзя быть садистом по отношению к
номеру. В определенном смысле также современная вой-
на лишает человека всех агрессивно-садистских <наслаж-
дений>, какие доставляло, например, вспарывание саблей
или штыком внутренностей врага; сегодня летчик нажи-
мает кнопку и даже не представляет себе, какие послед-
ствия имеет это малое движение пальца.

Не вдаваясь в сложную организационную структуру
лагерей, стоит остановиться на том, каким образом отно-
сительно небольшая группа эсэсовв могла удерживать
в повиновении столь большую и разнообразную массу
людей, почему столь относительно редкими были случаи
массовых бунтов, почему несколько солдат могли вести
тысячи человек в газовые камеры. Нам представляется,
что важную роль здесь сыграло так называемое явление
<зеркала>. Оно заключается в том, что человек в опре-
деленной степени смотрит на себя так, как видит его окру-
жение, особенно важная часть этого окружения. Этой важ-
ной частью были немцы, а узники, особенно в периоды сло-
ма, видели себя их глазами. Работы над психиатрическими
проблемами Освенцима, проводимые сотрудниками Кра-

79

ковской психиатрической клиники, указывают на то, что
решающим фактором выживания в лагере была именно
способность освободиться от этого заразительного взгляда
на себя и вновь найти в себе человеческую сущность.

Отвечая, следовательно, на первый вопрос, можно ска-
зать, что лагеря смерти были изобретением XX века. Это
изобретение заключалось не в массовой агрессии и садиз-
ме, но в трактовке человека как номера. Основой всех
межчеловеческих отношений является трактовка другого
человека как человека. Нарушение этого, казалось бы,
банального принципа приводит к катаклизмам вроде
массовых преступлений минувшей войны. Многие причи-
ны послужили тому, что этот принцип был нарушен впер-
вые именно в XX веке немцами, хотя, может быть, иным
способом, с детской беззаботностью нарушили его амери-
канцы в отношении японцев.

Попытка анализа этих причин превышает мои возмож-
ности. Я хочу только указать на одну из них, возможно,
наименее важную, но интересующую нас, врачей, а именно
на немецкую <псевдонаучность>, заключающуюся в том,
что в научном пылу забывалось о предмете исследований,
т. е. о человеке.

Второй вопрос тематически связан с первым. Несмот-
ря на то, что среди гитлеровских палачей, особенно тех
<меньших>, которые непосредственно контактировали с
узниками, не было недостатка в выродках, однако о боль-
шинстве можно сказать, что, как они сами определяли себя
в послевоенных процессах, они были <порядочными нем-
цами>; многие из них были добрыми отцами семейств,
дисциплинированными - возможно, даже чрезмерно -
гражданами Третьего Рейха. Были добрыми в отношении
к людям, но не к номерам. Тот же самый Гесс, который
миллионы людей отправил в газовые камеры, относился
по-человечески к своему садовнику, узнику этого лагеря;

этот узник, хотя у него и был свой вытатуированный ла-
герный номер, сам номером для Гесса не был, а был для
него еще человеком. Мы возмущаемся, что почти все без
исключения военные преступники на Нюрнбергском нро-

80

цессе или других процессах считали себя невиновными.
Это возмущение представляется неоправданным, так как,
говоря это в своем последнем слове, они не лгали. Они
действительно чувствовали себя невиновными в совер-
шенных преступлениях. Можно ли чувствовать себя ви-
новными в уничтожении миллионов мух? Вероятно, до
последнего момента своей жизни они не понимали ошибки
в своем мышлении; вследствие странных поворотов судь-
бы и патологической идеологии они перестали видеть в

человеке человека.

Один польский писатель, несколько лет спустя после
войны, написал, что фашизм, правда, был побежден, но дух
его остался победившим, ибо осталось сознание того, что
были допущены такие преступления. Это сознание нельзя
стереть, и оно, вероятно, будет оставаться бременем челове-
чества не один век. Подобно тому, как мы стремимся об-
легчить состояние человека в его конфликтах, помогая
ему понять механизмы их возникновения, так и здесь мы
можем уменьшить бремя вины посредством анализа при-
чин преступлений XX века.



Диалог майора Этерли с венским философом Гюнте-
ром Андерсом имеет большие шансы остаться в будущем
символом атомной эпохи. Его анокалиптичность заключа-
ется не в угрозе атомной гибели, но в том, что во всем
американском народе нашелся только один человек, кото-
рый чувствовал себя ответственным и виновным за сбра-
сывание первой атомной бомбы. И этот человек обще-
ством и психиатрами был признан психически больным
человеком.

Психиатр доктор Мак Эрлой так пишет о своем паци-
енте Клоде Этерли: <Очевидный случай изменения лич-
ности. Пациент полностью лишен какого-либо чувства ре-
альности. Состояние страха, возрастающее психическое
напряжение, притупленные чувственные реакции, галлю-
цинации>.

Такое описание не только для врагов, но и для любого
человека означает шизофрению. Удивительные это вре-
мена, в которых единственный голос совести оказывается
голосом шизофреника. Определенным утешением для
американцев может служить факт, что в немецком обще-
стве до сих пор не нашлось майора Этерли, никто не чув-
ствовал себя ответственным и виновным в уничтожении
миллионов людей в концентрационных лагерях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113