Маски спадали, человек обнажался.
Это был, воистину, психиатрический эксперимент. В чело-
веке обнажалось то, что обычно скрывается, его преступ-
ность и его святость. Психиатр в силу своей профессии
сталкивается с этой <изнанкой> человеческой природы; в
лагере она поднималась на поверхность. Поэтому быв-
шие узники, в общем, очень чувствительны к аутентично-
сти контактов с людьми; они лучше всего чувствуют себя
среди своих, так как только с ними у них есть общий
язык; к другим людям они питают определенное недове-
рие. Изменения личности, наблюдаемые у бывших узни-
ков, в определенной степени подобны изменениям, остаю-
щимся после психоза, особенно шизофренического типа.
И те и другие после того, что пережили, как бы не могут
снова вернуться на землю. Необычность их переживаний

293

слишком велика, чтобы поместиться в диапазоне пережи-
ваний нормальной жизни.

В этом-Anus mundi>, каким был лагерь, в прах рассы-
пался долагерный мир с его ценностями, идеями, вещами
важными и пустяковыми. Он становился нереальным,
возвращался в сновидениях; казалось, что такой мир мо-
жет существовать только на другой планете. Когда разва-
ливается существовавший ранее мир, человек чувствует
себя потерянным, его охватывает страх, он не может про-
ецировать себя в будущее; отсюда - чувство безнадежно-
сти. В этой ситуации улыбка другого человека, иногда не-
большая помощь становились краешком неба, открывали
перспективу будущего, возвращали веру в человечность,
свою и других людей. И с этого момента ни один контакт
с человеком, ни долагерный, ни послелагерный не мог
сравниться с этим своеобразным озарением, каким была
встреча с человеком в аду лагеря.

В обычных условиях жизни контакты с людьми стано-
вятся менее или более случайными; человек скорее сопри-
касается с людьми, нежели взаимодействует с ними на
личностном уровне; маска социальных форм предохраня-
ет от проникновения в чужую сферу интимности. Поэто-
му человек, несмотря на хорошие контакты с другими, ча-
сто чувствует себя одиноким. Может быть, это покажется
парадоксальным, но в лагере чувство одиночества было
меньше, чем в условиях нормальной жизни. Бывшие узни-
ки чувствуют себя, в общем, хорошо среди своих, т. е. сре-
ди товарищей по несчастью; среди них исчезает их чув-
ство одиночества и непонимания со стороны других. Ибо
в лагере они познали вкус настоящей встречи с челове-
ком. Такая встреча часто спасала им жизнь, из номера
снова превращала их в людей.

Значение межчеловеческого контакта было в лагере
совершенно иное, нежели в нормальной жизни. Обычный
человеческий жест, на который в нормальной жизни не
обращают внимания, принимая его за знак вежливости, в
лагере был озарением, краешком неба, иногда спасал жизнь,
возвращал веру в жизнь.

294

Основной для медицинской науки тезис о психофизи-
ческом единстве человека особенно ярко подтверждается в
начале и в конце его жизни, а также в пограничных ситуа-
циях. У маленьких детей и у стариков субъективное свя-
зывается с объективным, психический срыв ведет к физи-
ческому надлому и даже к смерти. То же самое случается
в пограничных ситуациях. При этом человек также близок
к смерти, и когда субъективное целое, совокупность всех
функций организма, каковым является психическая жизнь,
подвергается срыву, подвергается слому, ломается все. Уз-
ник, который уже не хотел жить, был <сыт всем этим по
горло>, чаще всего уже не переживал следующего дня или
впадал в состояние <мусульманства>. С другой стороны,
доброжелательное слово товарища иногда спасало жизнь.
Возможно, нигде столь ярко не обнаружились значение и
сущность психотерапии, как в лагере. Если в лагерной боль-
нице (когда она уже была захвачена узниками) люди с
тяжелыми соматическими заболеваниями выздоравлива-
ли, то не благодаря лекарствам, которых почти не было, но
благодаря отношению товарищей-узников, врачей, санита-
ров и выздоравливающих. Это был, пожалуй, самый пре-
красный период в истории психотерапии. Это было насто-
ящее терапевтическое сообщество, о каком сейчас много
говорится в психиатрии.

Понятие психофизического единства, хотя и столь оче-
видное для каждого врача, по-видимости, неубедительно в
силу противоречия с естественным у каждого человека
расщеплением между тогда и psyche, действиями физичес-
кими и психическими, где одни объективны, другие -
субъективны. Как представляется, это расщепление яв-
ляется выражением управляющих функций организма.
Между управляющим и управляемым всегда формирует-
ся отношение субъекта к объекту. У человека среди разно-
образных и чрезвычайно сложных управляющих действий
только малая их доля доходит до сознания, а остальные
изначально автоматизированы (например, вегетативные
функции) либо подвергаются автоматизации в результа-
те постоянного повторения (например, ходьба). Ребенок,

295

учась ходить, сознательно контролирует каждое движение,
связанное с данной функцией; при этом разыгрывается
острая борьба между субъектом, желающим овладеть но-
вым действием (ходьба), и объектом, т. е. всем тем, что
новой цели противодействует. По мере овладения новой
функцией эта борьба ослабевает; она переключается на
новые задачи (например, письмо). Освоенная функция
становится послушным <объектом>, <физической функци-
ей>, <телом>; достаточно волевого акта (<иду>), и тело
послушно выполняет команду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113