Но это не одобрялось свыше; директор ревниво следил за тем, чтобы мы не пропускали его лекций.
Зато были и такие занятия, которых, сколько ни глотай, все кажется мало. Например, занятия по физике, астрономии, датскому языку и литературе. Изучение мирового пространства (под руководством Поуля Ля-кура) рождало бурю переживаний. Вселенский хаос; вихревой, непрестанный круговорот материи; возникновение из этого хаоса звезд, планет, комет, туманностей... Голова кружилась! Но физика с ее строгими законами наводила порядок и тут, систематизировала самые отдаленные, самые разреженные туманности, превра щала гипотезы в познаваемую действительность.
Почти столь же фантастические впечатления оставляли лекции Поуля Лякура о внутреннем строении человеческого организма. Как замысловато устроен человек! Как изумительно в нем пригнаны все частицы, как грандиозна картина их взаимодействия! Просто иной раз поражаешься при мысли о щедротах, излитых на такую жалкую козявку, какою ты, в сущности, являешься. Поистине, природа поместила тебя в разряд самых благородных, избранных творений! И потому ты обязан блюсти себя, не загрязнять легких и крови табачным дымом, спертым воздухом, зорко беречь свой драгоценный организм! А многие молодые люди ходили, волоча ноги, словно лишние привески, даже не подозревая, что эти конечности несут туловище и что все в организме устроено целесообразно. Сердце работает, как настоящий мотор, самый крохотный и самый сильный в мире, и орошает кровью площадь обширнее нашего гимнастического зала — бесчисленные крохотные пузырьки легких. А мозг с его изумительной корой и всеми извилинами и волокнами — настоящий индуктор!
Немало было таких явлений и предметов, о которых хотелось узнать побольше. Тела небесные возникали из хаоса, создавались из уплотнявшихся звездных туманностей и формировались путем непрестанного вращения. Каждая фаза их постепенного образования была нам объяснена, так что весь процесс становился наглядным. Но как обстояло дело с происхождением человека? Какие таинственные силы связывают яйцо с клеткой и действуют в них, создавая чудо—организм человеческий? И каким образом вообще человек стал тем, что он есть? Тут ставилась точка. Если мы расспрашивали, нам давали уклончивые ответы. Человек — творение господа бога, вышедшее из его рук сразу, так сказать, готовым! Это считалось солидным, здравым объяснением, которое должно успокоить тревожные мысли. Дальнейшее вторжение в сущность вещей легко могло увлечь мысль на ложные пути!
Поуль Лякур с извиняющейся улыбкой говорил, что и без того ведь достаточно тем для серьезного размышления.
Так оно, пожалуй, в самом деле и было.
Прошло некоторое время, прежде чем я освоился и понемногу сошелся с товарищами по школе. Большинство учащихся составляли дети хуторян; человек двадцать из них были уроженцами южной Ютландии, находившейся тогда под властью немцев. С этими учениками у нас в школе особенно считались, хотя они —за редким исключением — не отличались прилежанием и рассматривали пребывание в Высшей народной школе как своего рода поездку на каникулы. Человек десять были из бедных крестьянских семей, трое или четверо — дети пасторов и учителей; кроме того, был один норвежец, три финских преподавателя, которые желали на практике познакомиться с методами датской Высшей народной школы, и один молоденький упитанный купеческий отпрыск из Копенгагена — настоящий папенькин сынок, который только и делал что бегал в лавочку за сластями. Он как будто залетел к нам из далекого, чужого мира. Сыновья хуторян смотрели на него с завистью, так как ходили слухи, что отец его очень состоятельный человек. Я этого парня не выносил и рассорился с ним в первые же дни. Особых причин, по которым я мог бы невзлюбить его, собственно говоря, не было, да и сам он держался изысканно вежливо со всеми, а тем более со мной. Семья директора Шредера уделяла ему исключительное внимание, и когда Шредер говорил о том, что идеи Высшей народной школы завоевывают авторитет во все более широких слоях общества, взгляд его, скользнув по лицам финских преподавателей, останавливался на купеческом сынке. Меня, сына рабочего, он вовсе не замечал.
Я был здесь единственным представителем городского пролетариата и считался какой-то залетной птицей. Школьная администрация вообще не жаловала таких людей. В этом убеждали меня те легкие выпады против современного рабочего движения, которые время от времени проскальзывали в лекциях директора. При этом взгляд Людвига Шредера всегда невольно останавливался на мне как будто с укором. И все ученики тоже смотрели на меня. Обычно я не сразу понимал в чем дело и лишь позже отдавал себе в этом отчет. Я все больше начинал сознавать себя настоящим пролетарием.
Мне становилось ясно, что какая-то степа отделяет меня от других учеников, в особенности от детей хуторян.
Когда в Рэнне я неожиданно попал в круг молодежи, группировавшейся около Дома Высшей народной школы, я был поражен и обрадован царившим там духом товарищества. Ученик-сапожник считался на равном положении с владельцем мастерской! Здесь же ничего подобного не было. Уроженцы южной Ютландии держались особняком, да и дети датских хуторян, в общем, тоже ни с кем не общались. Отношения были довольно дружелюбные, но нетрудно было и здесь обнаружить известную обособленность. Ученики, родители которых имели хутора, держались самоуверенно и все были на равной ноге.
Школа, одну из главных задач которой составляло — по замыслу ее основателей — уничтожение социальных барьеров между учащимися, оставалась как будто глухой в этом отношении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45