Но вскоре я приобрел велосипед и отдалился от этой компании.
Эгон Эрвин Киш, «бешеный репортер», рассказывает в своих путевых очерках «Азия меняет лицо» об одном народе Советского Союза, живущем у самой иранской границы. Этот народ познакомился с самолетом раньше, чем с каким-либо другим из видов современного транспорта.
Мы, ученики-ремесленники в Рэнне, узнали автомобиль раньше, чем велосипед. Помню, один из ремесленников смастерил большой ящик, или кузов, на четырех колесах, насаженных на оси, которые проходили под ящиком. Машина приводилась в движение при помощи педалей. Но так как самый ящик был без дна, то едущему приходилось стоя нажимать на педали. Одной рукой он держался за борт ящика, а другой за руль, проходивший через кузов и соединенный с осью передних колес. Мы в складчину нанимали эту машину за двадцать пять эре в час и, забираясь в ящик по двое, нажимали каждый на свою педаль и громыхали по поселку, потея от усердия и удовольствия Так мы добирались до общественных выгонов, полумертвые от усталости, но все же чувствовали себя наверху блаженства. Никто в мире не катался на такой колеснице!
Но вот появился «Петер-Колесо». Долговязый сумасброд столяр переполошил весь город, катаясь верхом на огромном колесе. Он приставлял к этому колесу низенькую скамеечку и с нее прыгал на втулку, сквозь которую проходила ось. Стоя на втулке, он пытался вскочить в седло. Если это ему удавалось и он не расшибал себе нос об огромное колесо, то, удерживая равновесие, он ловким движением поднимал с земли скамеечку и, рискуя жизнью, мчался на своем жирафоподобном самокате; голова его приходилась на уровне чердачных окошек и крыш.
Это была штука слишком головоломная, чтобы соблазниться ею. Столяр вечно набивал себе шишки на лбу, а чтобы слезть с колеса, он бывал вынужден ехать за город и прислоняться к телеграфному столбу, по которому и спускался на землю.
У кузнеца, жившего на Столлегаде, был ученик, смастеривший в компании с учеником каретника велосипед, который был чуть не выше человеческого роста.
Колеса — одинакового размера, величиною с малые колеса у телеги, — были деревянные, с железными ободьями, и рама была тоже деревянная, длинная, выгнутая. Обзавестись такой машиной нечего было и думать, — ведь она стоила целых пятнадцать крон! Но Петер Дрейер обзавелся ею, и я помогал ему работать всю ночь с субботы на воскресенье, чтобы он только разрешил мне пристроиться сзади него на велосипеде в первый же раз, как он поедет домой. Дом его находился довольно далеко от окраины городка, и я, примостясь сзади на жестком багажнике, подпрыгивал на нем, пока у меня не разболелась голова. Шоссейные дороги в то время были мало приспособлены для велосипедной езды: крупные камни, попадая под колеса, заставляли седока подпрыгивать и больно ударяться о седло. Я не доехал до места, да и пешком шага сделать не мог и долго отлеживался в придорожной канаве. Я стер себе до крови зад, но это не вылечило меня от страсти к велосипеду.
Когда я учился в Асковской Высшей народной школе, появились уже современные велосипеды — стальные, с толстыми литыми резиновыми шинами. Среди учащихся были и такие богачи, которые могли позволить себе подобную роскошь. Они уносились далеко вперед, как ласточки кружили около нас, пеших, поворачивали на всем ходу назад, делали восьмерки. Велосипед внес в жизнь молодежи разнообразие. Мы все мечтали об этой машине.
И вот неожиданно я стал обладателем велосипеда!
В числе жителей города Оденсе, дети которых учились в нашей школе, был издатель «Фюнских ведомостей», член ландстинга Йорген Педерсен. Связь семьи и школы была так тесна, что однажды меня вместе с директором школы пригласили на чашку кофе к Йоргену Педерсену. Хотя Педерсен был учеником Колля и после него сам руководил школой, теперь он не особенно интересовался школьными делами, всецело предоставив воспитание малолетнего сына своей миловидной смуглой супруге. Во время нашей беседы Педерсен присматривался ко мне, словно имел на меня особые виды. И вдруг сказал:
— Такому молодому человеку не мешало бы иметь велосипед.
У меня сердце дрогнуло! Педерсен просто и четко выразил мое заветное желание, об исполнении которого я едва осмеливался и мечтать. Неужто он в самом деле решил помочь мне приобрести велосипед? Говорили, что он такой богач!
Педерсен как раз это и собирался сделать. Редакция получила от одной велосипедной фирмы рекламную машину за полцены. Конечно, издатель мог бы и сам пользоваться ею, но он решил, что молодому учителю она нужнее. В этом я не мог с ним не согласиться. Несмотря на то, что Педерсен был крупным политическим деятелем, он нашел все же время отечески позаботиться обо мне. Мне предоставили возможность уплатить за велосипед частями по десять—двадцать крон в месяц.
Велосипед был очень красивый — новейшей марки, с блестящими металлическими спицами и ободками. Ход у него оказался, правда, тяжеловат, Йорген Педерсен полагал, что просто он еще «не объезжен», нужно лишь покрепче нажимать на педали! Таким богачом я себя еще никогда не чувствовал. Меня как будто переселили с теневой стороны бытия на солнечную.
Плата за велосипед, однако, стала поглощать большую часть моего бюджета, после вычета за стол и квартиру. Семьдесят пять крон в месяц по тем временам были не бог весть каким богатством, если учесть, что их должно хватать на все.
Стол и квартира стоили мне тридцать пять крон, десять уходило на выплату старых долгов. Словом, мне пришлось давать частные уроки по тридцать пять эре за час, чтобы как-то выкручиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45