– И тогда какое количество подозреваемых мы имеем?
– Адам Пиринджер, Алисон фон Герке, Тревор Людвиг… – Айзенменгер сделал паузу. – Льюи, санитар морга… и Виктория Бенс-Джонс, – словно только что вспомнив, добавил он.
– Итого пятеро.
– Это исключая ординаторов, которые каждый год проходят через отделение, а также бывших консультантов, о которых мне ничего не известно.
Она допила вино.
– Начнем с того, что сосредоточим свое внимание на этих пятерых.
«Сосредоточим»? Она явно пыталась включить его в свою компанию.
– То есть? – поинтересовался он.
– Мотивы и возможности, – с готовностью пояснила она. – Такие вещи не делаются наобум, Джон. Может, ты знаешь о каких-то причинах, по которым кто-либо из вышеперечисленных мог желать смерти Милроя?
– Его не особенно любили. Он был противным и мстительным типом. Если то, что мне рассказывали, соответствует действительности, он превратил жизнь Пиринджера в настоящий ад, так как считал, что должен был сам занять место профессора, к тому же он ненавидел Амра Шахина, потому что считал его протеже Пиринджера. Думаю, стоит немного покопаться, и обнаружится еще целый ряд причин, по которым он вызывал антипатию у окружающих.
– Ты не мог бы этим заняться? А я пока выясню, где они все находились в момент совершения убийства.
– Как ты это сделаешь?
Она скорчила гримаску:
– У меня есть свои источники.
Однако он не уловил намека.
– Разве мы не должны сообщить об этом Гомеру? Он ведь продолжает искать Пендреда.
Беверли фыркнула.
– Он нам все равно не поверит. – Она поднялась, словно намереваясь уйти. – Как бы то ни было, Пендреда все равно нужно найти. Пока он на свободе, настоящий убийца может совершить еще парочку преступлений, чтобы сильнее запутать следствие. А если Пендреда арестуют, убийства прекратятся.
Она не стала добавлять, насколько трудным является дело, за которое они брались. Они двинулись к дверям, оставив за спиной парня с зачесанными назад волосами обнимать свою подружку. Айзенменгер догадывался, что тому не потребуется много времени, чтобы поместить ее одеяние в конверт формата A4.
Расставшись с Беверли, он тут же отправился в хирургическое отделение. Елена лежала в четырехместной палате, основное освещение было погашено, и каждый пациент находился в собственном плохо очерченном световом оазисе. Елена спала, но очень чутко, так что, едва он остановился у ее кровати, она открыла глаза. Ей потребовалось несколько секунд на то, чтобы сосредоточиться и понять, где она находится.
У нее был такой вид, словно она подверглась бандитскому нападению и стала жертвой головорезов, скрывавших свои лица под глупыми масками и одноразовыми колпаками. Под сорочкой проглядывала легкая асимметрия груди, а из-под воротника высовывался кусок бинта. Из подмышки в стеклянную бутыль на полу тянулась резиновая трубка, из которой капала кровянистая желтоватая жидкость. В левое запястье была вставлена игла наполовину пустой капельницы.
– Привет, – произнесла она с таким видом, словно была разбужена поцелуем героя после векового сна, разве что голос у нее был не столько радостным, сколько усталым.
– Все прошло хорошо, – произнес он, подходя ближе, склоняясь и целуя ее в щеку. Лицо у нее было холодным.
– Да? – зевнула она. – Я предпочла бы, чтобы они взглянули на это с моей стороны.
Его впустили в палату в столь поздний час лишь потому, что он воспользовался своей должностью и упросил дежурную сестру разрешить ему пройти в палату, поклявшись, что пробудет там не более пяти минут.
– Прости, что не мог прийти раньше.
На ее лице появилась гримаса боли, когда она попыталась пожать плечами и изобразить безразличие.
– Я не могу остаться, – добавил он.
Впервые он был хозяином положения. Она открыла глаза:
– Спасибо, что зашел, Джон.
Он еще раз поцеловал ее.
– Я приду завтра.
Выходя, он понял, что в ее глазах стояли слезы, которые она старалась скрыть.
– Кто бы мог подумать?
Айзенменгер догадывался, о чем думает Льюи, однако предпочел не делиться с ним своими соображениями. Тот испытывал к Айзенменгеру явную симпатию, возможно, потому, что он не обращался с ним как с недоумком или отбросом общества. В результате Айзенменгер получил целую кипу кремационных свидетельств – многословных, скучных и никому не нужных документов, подтверждавших, что сожженные тела не являлись уликами в судебных разбирательствах, – и прилагавшихся к ним счетов на вполне внушительную сумму.
– А это что?
Льюи наслаждался мелькавшими картинками, обняв ладонями кружку «Сиськи наголо» с чаем, хотя вряд ли дегустаторы Восточно-Индийской компании признали бы эту вязкую темную жидкость за чай, и жадно рассматривая бюсты всех проходивших мимо женщин в возрасте от семнадцати до шестидесяти.
– Значит, Потрошитель добрался до бедняги Милроя.
Первая половина кремационного свидетельства заполнялась дежурным врачом, присутствовавшим при кончине того или иного бедолаги. Как правило, дежурными были начинающие медики, что приводило к неразберихе в формулировках, и это конкретное свидетельство ничем не отличалось от предыдущих. Поэтому Айзенменгеру постоянно приходилось преодолевать в себе изумление от того, что интеллигентные люди могут проявлять такую глупость.
– Значит, насколько я понимаю, Мартин Пендред просто убирает тех, кто ему каким бы то ни было образом досадил, – заметил он.
Льюи рассмеялся:
– Ну, у Милроя были все возможности ему досадить. Он же на всех плевал.
– Да, характер у него был несносный…
Льюи оторвал взгляд от бюста восьмого размера и устало пояснил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118