Джеффри Бенс-Джонс возвращался с ежемесячного собрания Совета попечителей, когда его встретили Райт и Фишер, стоявшие в коридоре административного корпуса перед его кабинетом. Время было уже позднее, а потому он был избавлен от присутствия коллег и секретарш. Заявление сержанта о том, что это задержание не является официальным арестом, не вызывало у начмеда особого восторга, ибо, похоже, он не видел разницы между первым и вторым.
– Это просто возмутительно!
Однако это восклицание – щит достоинства, призванный оградить от позора, – тут же разбилось о неумолимость Райта.
– Вполне возможно, сэр, – ответил он с полуизвиняющейся-полувоинственной улыбкой. – Однако если вы откажетесь сотрудничать, боюсь, я буду вынужден принять более официальные меры.
Бенс-Джонс уловил намек, однако продолжил свои жалобы, сопровождавшиеся все возраставшим сарказмом. Райт не без интереса отметил, что Бенс-Джонс спросил о причине своего задержания, когда они уже ехали в машине к полицейскому участку. Однако Райт, сидевший на переднем пассажирском месте, ничего не ответил, сохраняя бесстрастное выражение лица и не сводя глаз с дороги.
В участке Бенс-Джонса отвели в ту же комнату для допросов, стены которой не так давно были свидетелями колыбельных причитаний Мартина Пендреда. Там Бенс-Джонс провел два часа в нараставшем напряжении, временами перемежавшемся приступами тоски и раздражения. Мишенью его бессильной ярости стал Ньюман, бесстрастно стоявший у двери. Однако тот уже привык к подобному поведению – единственная разница заключалась в том, что обычно задержанные не стеснялись в выражениях и пользовались менее утонченной лексикой, так что его невозмутимости могли бы позавидовать стоики.
Наконец появились Гомер и Райт, и Ньюман смог удалиться в ресторан. В течение первых нескольких минут они вообще не обращали внимания на Бенс-Джонса: Райт устанавливал звукозаписывающую аппаратуру, а Гомер стоял, прислонившись к стене под окном. Затем Райт кивнул своему начальнику, и Гомер уселся перед Бенс-Джонсом и уже открыл было рот, но тот успел перехватить инициативу:
– Могу я поинтересоваться, что здесь происходит?
Однако этот превентивный удар не попал в цель. Простуженный Райт чихнул, а Гомер просто тяжело вздохнул:
– Ваша жена сделала заявление.
Бенс-Джонсу никогда бы в голову не пришло, что именно это стало поводом его встречи с полицией.
– Что?
Гомеру совсем не хотелось, чтобы убийцей оказался Бенс-Джонс, более того, он противился этой мысли всеми силами души, но в этот момент он не мог не признать, что невиновным считать его не сможет. Совершенно очевидно, что он был виновен, и его вина, судя по всему, была нешуточной.
– Ваша жена сделала заявление, – повторил Гомер. – Относительно убийств Дженни Мюир, Патрика Уилмса и Уилсона Милроя.
– Заявление?
Вопрос был задан таким тоном, словно Бенс-Джонса не столько интересовали подробности, сколько он хотел затянуть процедуру. Гомер разглядел расчет за толстыми стеклами очков начмеда, расчет, который он уже неоднократно видел в глазах тысяч подозреваемых.
– Вот именно. Она признала свою вину.
Бенс-Джонс тут же ухватился за эту ниточку.
– В совершении убийств? – Он изменил позу и изобразил крайнее изумление.
Гомер кивнул.
– Но это же глупость! – вскрикнул он, сопроводив свое восклицание легким смешком, словно намереваясь показать, что теперь ему все стало понятно. – Неужели вы всерьез верите тому, что Виктория была замешана в этих… в этих ужасных убийствах?
Райт по достоинству оценил эту легкую заминку.
– Я обязан серьезно относиться к ее заявлению до тех пор, пока нам не удастся доказать обратного, – пожал плечами Гомер.
– Но вы же арестовали убийцу. Кажется, это Пендред?
«Не переигрывай, – устало произнес про себя Райт. – Ты слишком преувеличиваешь степень своей неосведомленности».
– Да, – кивнул Гомер. – Однако это еще не означает, что мы можем проигнорировать заявление вашей жены.
Бенс-Джонс закрыл глаза и вздохнул. Это была уловка человека, намеревавшегося сообщить своим слушателям нечто ужасное.
– Вы, вероятно, не в курсе того, что происходит с Викторией.
– Да? – настороженно приподнял брови Гомер.
На лице Бенс-Джонса появилось скорбное выражение, он горестно покачал головой и понизил голос.
– Около трех месяцев назад у нее произошел серьезный нервный срыв, – доверительно сообщил он. – Это было ужасно. Видите ли, моя жена является довольно крупным исследователем. Она даже стала лауреатом престижной национальной премии…
– Которую вручает Королевская коллегия патологоанатомов.
Бенс-Джонса явно смутила эта неожиданная и явно нежеланная осведомленность, и по его лицу пробежало легкое облачко неуверенности.
– Совершенно верно.
– И вы утверждаете, что она подписала свои признательные показания вследствие этого… нервного срыва?
– Это очевидно. – Бенс-Джонс сделал движение, словно собираясь уходить после того, как этот неприятный инцидент оказался, ко всеобщему удовлетворению, исчерпан.
– Она вас любит, сэр?
Вопрос донесся слева, куда начмед даже не смотрел.
– Что?
Трудно было определить, чего в его ответе было больше – подозрительности или смущения.
– Естественно, – ответил он.
Похоже, этот ответ заставил старшего инспектора задуматься.
– Вы знали, что существуют доказательства того, что результаты исследований были фальсифицированы вашей женой? Что она получила свою премию обманным путем?
Бенс-Джонс нахмурился и решил снова воспользоваться своими запасами негодования.
– Что вы такое говорите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118