– Пендреда.
Гомер разъярился до белого каления, затмив своим гневом вспышку сверхновой.
– Я догадываюсь, о ком ты говоришь, идиот! – заорал он.
Райт, прижимавший трубку к уху плечом, отдернул голову от такого звукового удара, и трубка упала. Поэтому он пропустил продолжение этой увертюры – насыщенную драматизмом часть, главная тема которой начиналась с нарастающего крещендо, но в которой, к сожалению, отсутствовал более спокойный подголосок, необходимый для создания контраста.
Иными словами, Райт получил поистине королевскую взбучку, которой был крайне недоволен, поскольку лично он никак не был связан с полицейскими, осуществлявшими слежку и упустившими подозреваемого. Чувство несправедливости усугублялось тем, что он в девять вечера все еще находился на работе, а Гомер уже три часа как был дома.
– На поиски брошены все возможные силы.
– Да уж надеюсь, – раздраженно заметил Гомер и вновь вернулся к основной теме. – Как вы могли его потерять, Райт? По-моему, он вполне корпулентный и заметный мужчина.
«Я его не терял. Его упустили другие».
Но стоило ему только начать:
– Это было во время дежурства Кули и Ноймана… – как Гомер тут же оборвал его:
– Не надо взваливать свою вину на других, сержант. Вы отвечали за слежку.
Неужто? Райт не мог припомнить, чтобы кто-нибудь ему это поручал. Он и вправду составил график дежурств, но этот график был одобрен Гомером.
Но прежде чем Райт успел открыть рот, Гомер продолжил:
– Где вы его потеряли?
– В «Колоколе», сэр. Наверное, он улизнул через заднюю дверь или еще как-нибудь…
Это дало Гомеру новый повод для возмущения.
– Я не верю своим ушам! Ты что, хочешь сказать, что вы просто сидели перед пабом и ждали?! Даже сержант Зануда из компьютерной игры справился бы с этим заданием лучше!
– Да, сэр…
– Вы проверили его дом? Больницу? Другие пабы по соседству?
– Да, сэр.
– И?…
– Ничего.
Гомер выдохнул с такой силой, словно он был быком с разгоряченными яйцами, увидевшим соперника.
– Понятно.
Райт прекрасно расслышал подтекст его реплики и утешался лишь тем, что слышит это уже далеко не в первый раз.
Следующая фраза Гомера донеслась из телефонной трубки, как из преисподней:
– Ты представляешь, что скажет суперинтендант Колл, когда узнает об этом? – Вопрос прозвучал так, словно он был задан уже проклятой душой.
Райт попытался найти верную интонацию:
– Думаю, да, сэр.
– Вот и прекрасно, – ответил Гомер. Он прошипел это очень тихо, что свидетельствовало о крайней степени гнева. – Одному Богу известно, что он скажет, если сегодня произойдет еще одно убийство, – добавил он безнадежным тоном.
Когда Уилмс узнал об аресте Мартина Пендреда, это не вызвало у него ни удивления, ни сожаления. Он всегда считал, что близнецы Пендреды ничем не отличаются друг от друга – ни по виду, ни по темпераменту, и если один из них оказался убийцей, то и второй наверняка тоже убийца, точно так же как некоторые суки приносят щенков, которые не поддаются воспитанию. Выйдя в отставку, Уилмс устроился работать в охранную компанию, именно там-то он и познакомился со злыми собаками – не с теми, которых можно выдрессировать, а потом использовать, а с теми, которые дрессировке не поддаются. Они были настолько злобными и неуправляемыми, что с ними можно было поступить одним-единственным способом. Приблизительно то же самое Уилмс думал о братьях Пендредах.
Патрик Уилмс не был религиозным человеком, но он верил в существование порока в наказание и борьбу за добро; он верил в воплощения зла и тьмы и считал, что Пендреды в каком-то смысле являются их инкарнацией. Он был слишком молод, чтобы сражаться с нацистами, но он сражался со множеством других столь же отвратительных людей, которые просто носили иные костюмы и говорили на иных языках. Поэтому его ничуть не удивляло, что подобные им живут с ним по соседству.
Не удивляла его и полная беззаботность окружающих. В течение многих лет он регулярно писал о Пендредах письма в разные инстанции, не получая на них никакого ответа, как, впрочем, и на другие свои письма, посвященные широкому кругу проблем. Даже арест и суд над Мелькиором Пендредом не заставили власти обратить внимание на попытки Уилмса предупредить общество о грядущей трагедии.
Но даже несмотря на то, что он был готов к этому пренебрежительному отношению власти предержащей, его все же возмущало подобное отношение к нему. Иногда участь таких отбросов общества, как Пендреды, казалась ему даже более завидной. Известие об освобождении Мартина Пендреда лишь утвердило его во мнении, что в государственной власти не осталось ни одной структуры, которая не была бы коррумпирована или некомпетентна.
Он целый день просидел в столовой, выходившей на улицу и украшенной фотографиями его друзей, а также любимыми ходиками матери, подаренными ей за долгую службу в местной железнодорожной компании, пытаясь выразить в литературной форме свое мнение по поводу последнего проявления идиотизма полиции. В отличие от тех времен, когда он только сюда переехал, с улицы постоянно доносился гул машин, и это мешало ему сосредоточиться. Поэтому к вечеру ему так и не удалось закончить свое послание. Его начал мучить голод, и он решил, что письмо подождет до завтра.
Был вторник – день, вполне подходивший для рыбы с картошкой – пищи, которую он любил больше всего. В последнее время он страдал отсутствием аппетита и редко когда съедал нечто большее, чем хлеб с джемом на завтрак, и почти ничего за ланчем. Лишь по вечерам он заставлял себя употребить что-нибудь существенное, да и это совершалось строго по расписанию – привычка, усвоенная им еще во времена службы в армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118