– Ну и ну, как он был горд собой, – заметила Беверли. – Но тебя он точно любил, – задумчиво добавила она, обнаружив еще одну фотографию Салли Милрой, на это раз с девочкой-подростком.
Айзенменгер оглянулся, удивившись ее тоскливому тону. Она поставила фотографию на место и подошла к дивану. – Это диван-кровать, – заметила она. – Могу поклясться, он здесь и спал. Не считая ванной и кухни, все свое время он проводил именно здесь и не пользовался остальными помещениями.
Айзенменгер просматривал содержимое папок. В основном в них находились старые статьи, журнальные вырезки, экспериментальные данные и конспекты лекций.
– А как насчет компьютера? – поинтересовалась Беверли, приступившая к просмотру папок, лежавших на полу.
– Не думаю, чтобы Милрой овладел достижениями цифровой техники. Все его документы в больнице были машинописными, думаю, и здесь то же самое.
Им потребовалось двадцать минут, чтобы в самом низу древней стопки лекционных конспектов, посвященных заболеваниям органа Цукеркандля, найти то, что, вероятно, было специально спрятано там Милроем. Беверли достала папку и подошла с ней к столу.
Наверху лежало написанное от руки письмо, подписанное некоей Ивонной Хэйверс. Из него следовало, что эта Ивонна Хэйверс являлась ассистенткой Виктории Бенс-Джонс, помогавшей в проведении исследований, которые в дальнейшем принесли ей академическую награду. В письме недвусмысленно сообщалось, что Виктория сфабриковала результаты исследования, так как, по воспоминаниям Ивонны, оно зашло в тупик. В письме высказывалось предложение встретиться с Уилсоном Милроем, для того чтобы сравнить лабораторные записи с опубликованными результатами. К письму были присоединены два блокнота с записями, один из которых принадлежал Ивонне Хэйверс, а другой Виктории.
– Ну? Мы это искали? – осведомилась Беверли.
– Да, – с благоговением кивнул Айзенменгер.
– Ну и что это?
– Это решающая улика, Беверли. Согласно ей Виктория Бенс-Джонс является шарлатанкой. Если это правда, значит, Виктория занималась систематической подтасовкой экспериментальных данных, чтобы подтвердить свои предположения.
– И получила за это самую престижную национальную премию в области научных исследований.
– И Милрой обо всем этом знал.
– А что, эта награда действительно является настолько ценной?
– Не в денежном выражении. Но для академического патологоанатома это высшее признание его заслуг. Ее получение существенно способствует дальнейшей карьере, и, наоборот, если выяснится, что она получена с помощью обмана, это может погубить судьбу исследователя.
Они сидели на диване и обсуждали значение своей находки.
– И это подтверждает обвинения? – Беверли указала на стопку документов, лежавшую под письмом. Это были фотокопии записей и экспериментальных результатов.
– Думаю, да. По крайней мере, так считал Милрой.
– То есть?
– Для того чтобы все это проверить, потребуется довольно много времени, но думаю, если сравнить эти результаты с опубликованными, то мы обнаружим существенную разницу.
– Что тут же делает ее одним из главных подозреваемых.
Айзенменгер ничего не ответил и с нахмуренным видом продолжил изучать документы.
– Ну ладно, пока ты здесь ворон считаешь, я, пожалуй, продолжу, – устав от его пассивности, заявила Беверли, вставая.
– Что ты имеешь в виду? Мы же нашли то, что искали.
– Правда? – улыбнулась она, затем насмешливо покачала головой и погладила его по подбородку. – Когда занимаешься обыском, Джон, следует запомнить – нельзя останавливаться сразу после того, как нашел что-то существенное.
Она снова вернулась к стопке папок, в которой они обнаружили документы, посвященные Виктории Бенс-Джонс. Айзенменгер проводил ее взглядом, а затем, потеряв к ней интерес, вновь вернулся к пернатым.
– Зачем он притащил все это домой? – спустя несколько минут пробормотал он. – Остальные папки у него хранятся на работе.
– Ты считаешь, это что-то значит? – не оборачиваясь, спросила Беверли. – Что эта папка приобретает большее значение оттого, что находится здесь?
– А ты как считаешь?
– Возможно, – ответила она, выпрямляясь и держа какой-то листок двумя пальцами.
Она подошла с ним к столу. Это была копия письма, написанного месяцем ранее и адресованного Джеффри Бенс-Джонсу. В нем Милрой предлагал встретиться и обсудить его будущность. В последних строках упоминался «выдающийся успех Виктории, позволивший ей получить столь высокую награду».
– Если бы я была циничным человеком, – тихо заметила Беверли, – я бы сказала, что это выглядит как шантаж. Дайте мне то, что я хочу, или…
– Очень изящно.
– В этом-то и заключается вся прелесть. Ничего подозрительного, на взгляд непосвященного человека. Возможно, это объясняет, почему эти документы находятся здесь, а не в больнице, – добавила она.
Айзенменгер кивнул:
– Да, такое опасно хранить в своем кабинете, особенно после того, как письмо было отправлено.
– Видишь? – улыбнулась Беверли. – Я же говорила тебе, что нельзя бросать поиски.
– И все-таки почему оно здесь? – повторил он. – Почему оно выделено из всех остальных документов?
– Потому что в нем есть намек на шантаж. Он хотя и собирал компромат на всех окружающих, но, насколько нам известно, не использовал его. А это ему пришлось унести из отделения, чтобы не нашли Виктория и Джеффри Бенс-Джонс.
Айзенменгер был вынужден согласиться с этим предположением – оно выглядело вполне правдоподобным. Шахин зашел в кабинет Милроя лишь потому, что у него были подозрения, что он сможет там что-нибудь найти, а не потому что ему намекал на это Милрой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118