Бенджамин Уайт, обвинивший Мелькиора Пендреда в том, что тот снял обручальное кольцо с трупа его матери, и Линнет Морсон, администратор больницы, ошибочно возбудившая из-за этого судебное дело против Мелькиора.
Вслед за именами перед Айзенменгером возникли лица, он вспомнил всеобщее потрясение тем, что было сделано убийцей, а также собственные выводы, к которым он пришел после многочасового изучения тел пострадавших. Именно эти впечатления он и пытался сейчас воскресить в своей памяти.
Больше всего его тогда потрясла чудовищная извращенность этих убийств. Перерезанное горло – это ужасно, но вполне объяснимо, однако то, что убийца не жалел сил и времени на вскрытие своих жертв, выдавало в нем безумца, которого не останавливала даже опасность быть пойманным за этим занятием. Следовательно, он стремился не столько убивать, сколько заняться чем-то другим, более важным для него. Но что именно это было?
Видимо, он удовлетворял какую-то потребность. Все люди – рабы своих потребностей, и убийцы в этом отношении, как знал Айзенменгер, не составляют исключения. В то время он пришел к выводу, что, вскрывая тела, убийца стремился каким-то образом понять своих жертв. Это напоминало Айзенменгеру ребенка, развинчивающего механическую игрушку для того, чтобы разгадать ее тайну, но оказывающегося в результате наедине с неразрешимой загадкой и многочисленными разрозненными деталями, однако теперь ему казалось, что этот взгляд был чересчур наивным. Почему, собственно, убийца ограничивался тогда удалением «нутра»? Почему он не разбирал все органы на составные части?
Судмедэксперт полагал, что преступнику присущ комплекс самоубийцы, вывернутый наизнанку, что он или она стремится раскрыть страшную тайну, которая слишком долго лежала под спудом, однако на это никто не обратил внимания, и дело свелось к классической простоте. Способ, мотив, возможности и не более того. Способ предполагал наличие человека, знающего, как просто изъять из тела внутренние органы, как компактно и экономно организовано внутреннее устройство творения Господня. Мотивом являлись многочисленные обиды, нанесенные Пендредам, – обиды довольно незначительные, если смотреть на них сквозь призму нормы, однако с позиции человека душевнобольного требовавшие самого жестокого наказания. Вопрос возможностей до самого конца оставался туманным.
Кокс и Уортон на какое-то время отвлеклись на Чарли Меррика, представлявшего собой законченный образчик отбросов общества. Бывший ассистент при морге, а впоследствии предприниматель, он был исключительно порочным человеком, обладал дурным характером и полным отсутствием совести, являя собой воплощение пограничного психопатического состояния. Он также испытывал неприязнь к Шерил Симмерс и Клементу Леверу – совпадение, на которое нельзя было закрыть глаза. И лишь убедительность алиби не позволила сразу его арестовать; а спасло его третье убийство – третье убийство, для совершения которого у него не было видимого мотива.
Оно-то и привлекло внимание к Пендредам.
– Думаю, мне не следует здесь находиться.
Фишер, совершивший грязное дело, задумался о последствиях лишь утром. Он бродил по ее квартире в нижнем белье, трогая те немногие украшения, которые она удосужилась приобрести. Беверли варила кофе, повернувшись к нему спиной, радуясь тому, что у нее есть такая возможность, ибо ни он, ни она сама не могли порадовать взгляд. Неужто она действительно пользовалась сексом в корыстных целях? Она ощутила презрение к самой себе. Казалось, она была обречена на то, чтобы снова и снова повторять прежние ошибки.
– Почему? – устало поинтересовалась она.
– Ну… – робко ответил он.
Она разлила кофе по чашкам и, задержав дыхание, повернулась, подавив в себе желание закрыть глаза, чтобы его не видеть. «Господи, почему он до сих пор не оделся?»
– Ты имеешь в виду дело Пендреда? Что Гомер изо всех сил пытается доказать, что я ошибалась?
Он молча кивнул.
«Однако полчаса назад ты еще об этом не думал. Это тебя не остановило, когда я устроила тебе такую секс-сессию, какой у тебя никогда в жизни не было».
– Меня еще не отстранили от работы. Я продолжаю оставаться офицером полиции, и, насколько я помню, в уставе ничего не сказано о том, что я не имею права общаться с коллегами.
– Да, я знаю, но…
– Что?
Его колебания стали свидетельством полного отсутствия интеллекта.
– Просто это не очень хорошо выглядит. Если кто-нибудь узнает…
Она опустилась на кожаный диван.
– А почему тебе это раньше не пришло в голову? Например, в пабе?
Она встретила Фишера в «Ягненке и козленке», где вполне умышленно его поджидала, что явилось для него полной неожиданностью. Ей потребовалось довольно много времени, чтобы выбрать из группы расследования такого человека, который был бы достаточно глуп и легковерен и при этом не вызывал бы у нее отвращения. Практически все удовлетворяли первым двум качествам, зато третье составляло существенную проблему. Впрочем, количество кандидатов все время увеличивалось. Из-за безуспешности попыток поймать Пендреда группа разрасталась все больше, но Фишер был наилучшей кандидатурой из всех, во-первых, потому, что участвовал в расследовании с самого начала, а во-вторых, потому, что был осведомлен чуть больше, чем остальные. Таким образом, все остальные думали под его диктовку, хотя его звание и не предполагало, что он в курсе самых сокровенных намерений. А проявлять особую разборчивость у нее не было возможности.
Он устроился напротив нее в одних трусах, и ей пришлось усомниться в степени своей разумности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118