он был похож на мошку, барахтающуюся в капле смолы, которой предстоит стать янтарем.
Однако это впечатление разрушилось, едва он произнес:
– Я этого не делал.
Он сказал это едва слышным шепотом, однако это была осмысленная фраза. Елена обратила внимание, что он еле заметно дрожит.
– Что?
Однако он уже сказал то, что хотел, и не собирался повторять это для удовольствия аудитории. Он продолжал стоять и смотреть в стену. Елена ощутила отчаяние оттого, что упустила брошенную ей наживку.
– Вы сказали, что не делали этого?
Однако ее призыв остался без ответа. Елена вздохнула и решила, что, раз диалог невозможен, следует перейти на монолог.
Мартин перешел на колыбельные. Было что-то невыразимо трогательное в том, как этот большой красивый сорокалетний мужчина исполнял «Шпротину-Джека»; дыхание перехватывало от того, как он повторял это снова и снова, сохраняя абсолютно невозмутимый вид.
– Чего ты не делал, Мартин?
Молчание.
– Мне сказали, что ты кого-то убил.
Мартин даже не повернул головы. Казалось, он за кем-то напряженно следит.
– Ты кого-то убил?
Мистер и миссис Шпрот продолжили заниматься своими гастрономическими изысками, однако темп исполнения начал убыстряться, и Елена вдруг поняла, что Мартин действительно переживает сильнейший стресс.
На мгновение она даже растерялась. И именно вследствие этого нараставшего страха она встала и, обойдя стол, подошла к нему. Вблизи он показался ей огромным, а оттого, что он дрожал, у нее возникла ассоциация с огромным бойлерным котлом, который вот-вот взорвется и уничтожит все вокруг.
– Мартин? – Она поймала себя на том, что у нее тоже дрожат руки, словно эта дрожь была заразной.
– …не ел он жира, а жена сказала, что еда постна… – Слова вылетали теперь с огромной скоростью, и таким же частым становилось его дыхание.
– Мартин?
– …и вот на пару дочиста слизали все они со дна… – Чем с большей скоростью он произносил слова, тем больше ей это напоминало вышедшую из-под управления и несущуюся во весь опор лошадь.
Она протянула руку.
– …не ел он жира, а жена…
«Если он сейчас не остановится, то лишится сознания», – подумала она и слегка прикоснулась к рукаву его рубашки. Обшлага у нее обтрепались, а на рукаве виднелось жирное пятно.
– …и вот на пару дочиста…
– Мартин, все хорошо. Ты можешь ни о чем не беспокоиться.
– …и шпрот наелся досыта…
– Я здесь для того, чтобы помочь тебе. Ты можешь не…
Он внезапно умолк и в буквальном смысле ожил, с головокружительной скоростью перейдя от полуавтоматизма к совершенно человеческим реакциям, от полной замкнутости к такой же открытости, от пассивности к деятельности.
Он внезапно схватил ее за запястье, не больно, но довольно крепко, так что Елена даже вскрикнула от неожиданности. И он со всхлипом, напоминавшим рев тюленя (Елена лишь потом поняла, что он плачет), обхватил ее руками, и слезы хлынули по его загрубевшему небритому лицу.
Не прошло и секунды, как она оказалась в его объятиях, – от него исходили власть и сила, а дыхание было громким и частым. От Мартина разило потом и затхлостью, и у Елены мелькнула паническая мысль: «Господи, да что же это происходит?»
Однако через некоторое время страх прошел, потому что он просто стоял и плакал.
Айзенменгер ждал на парковке за приземистым квадратным зданием полицейского участка, уродливая конфигурация которого скрывала его от неоновых огней, освещавших улицу. Слушая вечерний анализ последних политических новостей, он задремал и проснулся лишь через час, когда Елена открыла дверцу машины.
– Все? – поинтересовался он.
– На сегодня да.
Он включил двигатель и выехал на дорогу, свернув на правую полосу.
– И? – спросил он.
Она не сразу ответила.
– На самом деле я не должна тебе об этом рассказывать.
Но Айзенменгер считал, что она хоть чем-то должна компенсировать ему загубленный вечер.
– Ты считаешь, что я тут же побегу к ближайшему телефону, чтобы продать твою историю какой-нибудь желтой газетенке? – осведомился он.
Она опять ответила не сразу.
– Он арестован по подозрению в убийстве миссис Дженни Мюир.
– Ах вот почему «Потрошитель наносит новый удар».
Елена кивнула.
Айзенменгер остановил машину на красный свет.
– А какие-нибудь подробности тебе удалось выяснить?
– Нет. На этой стадии расследования полиция не сообщает никаких сведений. Ситуация прояснится лишь после того, как ему будет предъявлено официальное обвинение.
Свет в светофоре сменился на зеленый, и Айзенменгер не спеша тронулся с места.
– Так чем же они сейчас занимаются?
– Допрашивают его. – Елена понимала, что такой ответ его не удовлетворит, и потому добавила: – В основном о его отношениях с убитой и о том, где он находился накануне вечером.
– И где он был накануне вечером?
Она глубоко вздохнула с видом матери, уставшей от глупых вопросов своего ребенка.
– Не знаю, Джон. Он не отвечает.
Он почувствовал, что неожиданное вкрапление служебных обязанностей несколько улучшило ее настроение, и был благодарен за это, хотя ужин был безвозвратно загублен.
– Знакомая ситуация. Пендреды никогда не отличались общительностью, насколько я помню.
– Мартин не сказал ни слова.
– Как же он попросил адвоката? – изумился он.
– Он не просил, меня вызвал дежурный офицер. Наверное, хотел, чтобы все было сделано по правилам.
– Значит, Мартин молчит, и ты едешь домой, – заметил Айзенменгер в ожидании правого поворота. – И что будет дальше?
– Теперь у него есть восемь часов на то, чтобы отдохнуть, прежде чем все начнется сначала.
Такси, ехавшее за ними, попыталось их обогнать, и это заставило Айзенменгера замолчать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118