Живи он в другую эпоху, он стал бы пушечным мясом или претерпел соответствующую операцию для более успешного занятия попрошайничеством. Однако тот факт, что он родился в конце двадцатого столетия, позволил ему избежать этой социально полезной участи и заставил заняться тем, чем занимались все, подобные ему, – а именно бездумным и жестоким насилием.
– С дороги! – скомандовал он, выглядывая из-за плеча своего босса, ибо коридор был настолько узок, что в нем не могли разминуться двое без того, чтобы кто-нибудь не встал боком к стенке. Услышал это Мартин или нет – неизвестно, по крайней мере он ничем не показал этого. Он даже не посмотрел на Ормонда, что, с точки зрения последнего, было вопиющим оскорблением. Вместо этого Мартин остановился и уставился на видневшуюся впереди дверь.
Ормонд также был вынужден остановиться – и эта перемена правил игры отнюдь не улучшила его настроения. И тогда он решил воспользоваться этой возможностью для демонстрации свода Правил, в соответствии с которыми должны были себя вести все окружавшие его люди. Правила включали в себя почтительное отношение к Ормонду, оказание помощи в осуществлении его воровского траффика и готовность в случае необходимости предоставить ему алиби. На взгляд Ормонда, ни Мартин, ни его брат недостаточно хорошо им соответствовали.
Он протянул руку, схватил Мартина за горло и сильно ударил его коленом в промежность. И тут Мартин сделал две вещи, которые еще больше вывели Ормонда из себя: во-первых, он не застонал, а во-вторых, выражение его лица ни на йоту не изменилось. Хорошо еще, что он упал на пол.
Окончательно выведенный из себя Ормонд склонился над Мартином, который стоял на четвереньках и дышал несколько чаще обычного. Таким образом они с Эскином теперь перекрывали для него оба пути отступления.
– Так, – удовлетворенно произнес Ормонд. – Думаю, пора поговорить о Правилах.
Тут Мартин попытался встать. В этой попытке было что-то бунтарское, свидетельствовавшее о нежелании подчиняться. Однако Ормонд сделал из нее лишь один вывод – что он ударил недостаточно сильно. И он вместе с Эскином, по-собачьи исполнявшим уготованную ему роль, принялся исправлять эту оплошность. Их методика предполагала использование сапог с коваными носками, а также удары головой Мартина о стену, что добавляло ей новые кровавые пятна.
Именно в этот момент в коридоре появился Мелькиор, также направлявшийся на перерыв. Он остановился в открытых дверях с таким же выражением лица, как у брата. Ормонд стоял спиной к Мелькиору; он слышал, как открылась дверь, но не сомневался, что, кто бы это ни был, он послушно ее закроет и уйдет, позабыв о том, что видел. А Эскин был настолько увлечен происходящим, что ему было не до того, чтобы смотреть, кому там вздумалось войти.
Мелькиору потребовалось несколько секунд, чтобы идентифицировать объект их внимания. Когда же ему удалось это сделать, он с прежним выражением лица попятился и закрыл дверь.
Ормонд, чувствуя, что достиг своей цели, остановился и приказал сделать то же самое Эскину, который, войдя в раж, готов был лупить Мартина до тех пор, пока тот не превратится в клубничный джем с хрустящей начинкой.
– Ну… – прошептал Ормонд, склоняясь к окровавленному уху Мартина. – Надеюсь, ты понял. У нас здесь есть Правила. Правила, которым тебе придется подчиняться.
Сзади снова открылась дверь, но Ормонд не сомневался в том, что она так же снова закроется.
Однако его уверенность не оправдалась. Дверь действительно закрылась, но звука поспешно удалявшихся шагов не послышалось. Вместо этого посторонний быстро преодолел несколько метров, отделявших его от Ормонда. К тому моменту, когда Ормонд начал поворачивать голову, трио уже превратилось в квартет.
Кто-то схватил его за длинные жесткие волосы и рванул вверх с такой силой, что он невольно был вынужден приподняться. Прежде чем он успел сориентироваться, голову его оттянули назад, к горлу приставили нож, а справа до него донесся тихий, как выдох, голос. Он произносил слова медленно и неуверенно, словно говорил на иностранном языке: «Отпусти моего брата».
Ормонд поводил глазами направо и налево, пытаясь выяснить, нельзя ли как-нибудь исправить положение, однако острие ножа впивалось в его горло все глубже. На скотобойне не держали тупых ножей, равно как и работников с острым умом.
– Отойди, – приказал он Эскину.
Он произнес это слово сквозь зубы, не шевеля губами и языком, чтобы лезвие ножа не врезалось в горло. Эскин с жадностью смотрел на Мелькиора, словно у него был план, как развернуть ситуацию в свою пользу и освободить Ормонда, однако он покорно выполнил приказ.
Мартин неуверенно поднялся с залитого кровью пола. Его лицо уже начало опухать и синеть под кровавой маской. Может, кто-нибудь и воспользовался бы случаем, чтобы отомстить, но только не Мартин. Он неотрывно смотрел на Мелькиора, хотя ни тот ни другой не проронили ни слова. Затем он повернулся и, миновав Эскина, двинулся к выходу, вероятно, все за той же чашкой чая, за которой он шел изначально.
Мелькиор снова что-то зашептал Ормонду в ухо, и опять его слова прозвучали как неведомый миру сиротский щебет: «Эскин – уйти».
Ормонд заколебался, но острие ножа еще глубже врезалось в его кожу.
– Сгинь, – прошипел он, обращаясь к своему подпевале.
И Эскин неохотно удалился.
Теперь они остались одни, но Мелькиор не спешил. Совершенно не думая о том, что их могут прервать, Мелькиор с бесстрастным видом выждал три минуты; и если Мартину это время показалось долгим, то для Ормонда оно было бесконечным. Темный мрачный коридор с измазанными кровью стенами и тусклым освещением напоминал ему какую-то усыпальницу, но он молчал и, застыв, ожидал решения Мелькиора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118