– Еще бы. Они без конца вызывали в участок Мартина и Мелькиора, так что всю работу приходилось делать нам с Джо. А затем они арестовали Мелькиора и целую неделю торчали в морге в поисках улик и поджаривали на медленном огне меня и Джо. Мы потом в течение нескольких недель наверстывали упущенное.
– А Мартин продолжал работать в морге после того, как арестовали Мелькиора?
Льюи улыбнулся с хитрым видом:
– Не-а. Начальство воспользовалось случаем и закрыло морг; они давно уже планировали организовать объединение моргов, и Мартина перевели в санитары. Джо без хлопот отправили на пенсию, а я перешел сюда.
Айзенменгер вернулся к последнему телу с вполне очевидным раком поджелудочной железы. Льюи зашивал предыдущее.
– Они могли бы сразу догадаться, что это он, – неожиданно заметил санитар. – После того, что он сделал с Баддом.
– А кто такой Бадд? – поднял голову Айзенменгер.
– Подсобный рабочий.
– И что он с ним сделал?
У Льюи наготове была еще одна история, и Айзенменгера это явно обрадовало.
– Это случилось вскоре после того, как он начал здесь работать. Бадд сказал ему что-то обидное.
– Что именно?
Льюи нахмурился, пытаясь вспомнить.
– Что-то о его родителях. Что-то грубое. Бадд не стеснялся в выражениях.
– И что произошло дальше?
– Это не было доказано. – Льюи вдруг словно опомнился.
– Что не было доказано?
– Что это сделал Мелькиор.
– Так что произошло?
– Кто-то набросился на Бадда, когда он возвращался домой после вечерней смены. Его сбили с ног и разрезали ему спереди всю одежду. А потом сделали неглубокий надрез от горла до самого члена. Ничего угрожающего для жизни, но кровищи было море. – Льюи было явно не по себе от этих неприятных воспоминаний. – Но, как я уже сказал, им не удалось доказать, что это Мелькиор, и у Бадда не было никаких улик, однако с тех пор никто даже не пытался придраться к Пендредам.
Арнольд Кокс не имел ни малейшего представления о том, что произошло, пока ему в дверь не позвонил первый репортер. Поскольку его жена уехала к своей сестре, он поздно встал, не побрился и даже не подумал о том, чтобы включить радио или телевизор. Поэтому он был совершенно не готов к последовавшему штурму. К несчастью, его смущение и неведение, пропущенные сквозь соответствующую журналистскую призму, очень подходили для превратного истолкования.
– Старший инспектор Кокс?
Кокс сразу понял, что перед ним репортер, хотя никогда прежде не встречался с этим человеком. В нем тут же сработала защитная реакция, достигшая автоматизма за предыдущие годы, однако механизм ее заржавел, так как он давно ею не пользовался.
– Да?
Возникший из кармана диктофон тут же оказался перед его носом.
– Что вы можете сказать по поводу случившегося?
– По поводу случившегося?
– Да, сэр.
– А что, собственно, случилось? – Он уже начинал догадываться, но ему нужна была исчерпывающая информация для соответствующего ответа. К несчастью, его неведение было истолковано как безразличие.
– Как, вы не знаете? – Этот вопрос был задан с несказанным изумлением.
Кокс покачал головой, а репортер, производивший впечатление такого неоперившегося юнца, словно его только оторвали от материнской груди, продолжил:
– Совершено новое убийство, точно такое же, как первое. И оба они идентичны тем, из-за которых вы упекли за решетку Мелькиора Пендреда.
Кокс закрыл глаза, вдруг ощутив, как ему на плечи навалилась вся тяжесть прожитых лет.
– Старший инспектор? Вы можете это как-нибудь прокомментировать? Что вы ощущаете, осудив невинного человека? Вас не мучит совесть из-за того, что он скончался в тюрьме?
– Уходите, – устало произнес Кокс, пытаясь закрыть дверь, но, как все бойкие журналисты, его посетитель уже протиснулся в проем.
– Значит, вам наплевать.
– Пожалуйста, уходите.
– Неужели вы не чувствуете раскаяния? – размахивая диктофоном, продолжил журналист.
Кокс налег на дверь, довольно сильно прижав бедро журналиста, но это никоим образом не отбило у того желания получить информацию.
– Я так понимаю, что вам не только не стыдно за смерть Мелькиора Пендреда, но вас также нисколько не волнует гибель Дженни Мюир и Патрика Уилмса?
Когда и следующая попытка закрыть дверь не произвела никакого впечатления на профессиональный раж репортера и он продолжил выпаливать свои вопросы, каждый из которых еще больше усугублял вину Кокса, тот не выдержал. Он оставил свои попытки раздавить всмятку ногу репортера и неожиданно распахнул дверь.
– Убирайся! – закричал он. – Вон из моей частной собственности! Оставь меня в покое!
Репортера это нисколько не удивило, и он не проявил ни малейшего намерения последовать рекомендациям Кокса. Более того, у него эта эскапада вызвала только улыбку. Он уже открыл рот, чтобы продолжить свои расспросы, но Кокс не дал ему это сделать.
– Вы – паразиты! Стервятники!
– Вы позволите это процитировать? – с еще более широкой улыбкой осведомился репортер.
Кокс принялся его выталкивать, как делал это в молодости, когда его еще не мучили боли в груди.
– Уходите! Пожалуйста, уходите!
Репортер чуть отступил, не давая закрыть дверь – кованый носок предохранял ногу от каких-либо повреждений.
– Старший инспектор, поделитесь своим мнением, и я тут же уйду.
Однако Кокс был хорошо знаком с прессой и знал, что журналисты хуже самых закоренелых преступников, с которыми ему доводилось встречаться, потому что они прикидываются дружелюбными. Он глубоко вздохнул и ощутил первый укол знакомой боли, однако решил, что успеет со всем разобраться, прежде чем она разрастется, как это бывало уже не раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118