Когда в гости приходил Валериан Христофорович, Анна хмурилась, точно ревновала к нему Мишеля, и всячески, гремя посудой и поправляя без надобности постель, подчеркивала, что больному теперь нужен покой!Но Мишель все-таки успевал спросить о делах.— Что там с драгоценностями? — живо интересовался он.— Не извольте беспокоиться — все в целости и сохранности, — спешил успокоить его Валериан Христофорович. — Сданы по описи в их этот, как его — Совнархоз. Но не все-с...— Это как понять?...— Кое-что я взял на себя смелость придержать в качестве, так сказать, вещественного доказательства. Вот, полюбопытствуйте.И Валериан Христофорович вытащил из кармана и протянул Мишелю какое-то взблеснувшее на свету украшение.— Зачем это? — не сообразил в первое мгновение Мишель.— Затем, что, я думал, вам будет интересно, — таинственно сказал старый сыщик. — Вот, извольте взглянуть.Протянул колье. То самое — в форме многогранника с пятью, в центре и по краям, бриллиантами, которое Мишель держал в руках, когда в него стреляли.— Обратите внимание на эту царапину. Видите?Мишель видел — не столько царапину, сколько крупную вмятину — будто кто молотком по оправе ударил, да тот в сторону соскочил, оставив глубокий вытянутый след.— Ежели в не это колье, мы бы с вами, милостивый государь, ныне не говорили! Да-с! Сей вещице вы, не побоюсь этого слова, жизнью обязаны! Пулька-то вам в самое сердце летела, да, видать, вы дернулись, и она аккурат в камешек угодила, в алмаз сей, что стали тверже, а уж с него соскользнув, сию борозду оставила и вам в грудь попала! А чуть бы в сторонку... Эх, да что там говорить! — махнул рукой Валериан Христофорович.«Вот оно, значит, как!... Выходит, это пуля у меня из рук колье вышибла! — понял Мишель. — А не держи я его в тот момент в руках да не повернись чуток на крик, был бы уже отпет и в землю зарыт...»Может быть, сто, может быть, двести лет вещица сия для украшения царственных особ служила, а ему за броню сошла!— Такую вещицу пацаненок Федькин попортил, — вздохнул Валериан Христофорович.— А с Федькой-то что? — спросил Мишель.— Помер, — сказал Валериан Христофорович, быстро перекрестившись. — Отдал богу душу в Первой градской больнице, не возвращаясь в сознание.— Выходит, Федька ничего не рассказал — не успел?— Оборвался следок-то, — вторя ему, сказал старый сыщик. — И ныне никто уже не скажет, откуда он те украшения взял. Да и некому их дале искать.Мишель не понял.— А Митяй, хлопцы, где они?— Нет хлопцев. Остались мы без нашего воинства... — вздохнул Валериан Христофорович.У Мишеля от таких шуток мурашки по спине побежали.— Как нет?!— В армию наши воины подались. В Красную, естественно! Ныне ведь все по цветам, чтобы ненароком, по неграмотности али незрелости, не перепутать... Эти — красные, те — белые. И все-то за Россию пекутся! Митяй — так тот теперь целой ротой командует. В осьмнадцать-то лет! Да-с! В наше время таких карьер не делали!Митяй — командир?... А впрочем, чему удивляться — всякая революция в мгновение ока возносит своих детей в вожди, дабы после, низвергнув, пожрать их. Всегда так было, дай бог, чтобы теперь не было!...— А вы теперь где, Валериан Христофорович?— Я, милостивый государь, ныне пребываю на службе в их милиции. Служу-с верой и правдой трудовому народу! Учу азам-с! У них ведь, кроме пролетарского чутья, никаких иных понятий о сыскном деле нет. Хотя, признаю-с, племя молодое, незнакомое!... Под пули лезут, будто две жизни у них... Грозят в полгода преступный мир ликвидировать как класс. Даже, знаете, порой оторопь берет от столь непосредственной наивности...На кухне отчаянно гремела посудой и кашляла Анна. А после и вовсе выглянула из-за занавески, недовольно глядя на Валериана Христофоровича, который посягал на святое — на ее Мишеля!— Ладно, пойду, пожалуй, — засобирался Валериан Христофорович, который благодаря своей толстокожести лишь теперь почуял метаемые в его сторону громы и молнии...«Вот и все, — с грустью подумал Мишель, как Валериан Христофорович ушел. — Был я командир, а ныне остался один. Как перст...»Не дались ему сокровища дома Романовых. Почитай, два раза к самой разгадке подходил — тогда, в Кремле в Арсенале, и ныне, когда украшения царские в руках держал. Уверен был: еще чуток — и вот она, разгадка. Ан нет, не вышло!...Чуть жизни через них не лишился!... Хотя ими же и спасся!...Что ж за бог такой их бережет?Что за рок связал его с ними?Отступиться бы... да теперь он уж и сам этого не желает. Все то, что было, все несчастья последних лет проистекают от тех сокровищ!... Но ведь и счастье тоже! В их поиске он обрел все то, что теперь имеет, — новую службу, новую жизнь, Анну...И что-то еще обретет?Или потеряет?...Нет, нельзя ему отступать. Поздно.Придется начинать все сызнова... Глава 49 Тихо на кладбище монастырском — только вороны, что на ветлах гнезда свили, каркают, вниз глазами своими синими глядя. А внизу — фигурки человечьи.Стоят пред плитой могильной двое — мужчина да отрок. Мужчина на вид почти старик, но коли присмотреться, так молод еще, хошь весь в шрамах и голова седа. Стоит, на камень смотрит, а из глаз его слезы на него капают.Отрок замер, на него да на камень глядит.А на камне том буквицы вязью выбиты: «Анисья Лопухина»...— Вот она, матушка твоя, что я боле жизни своей любил, — говорит Карл. — Любил — да не сберег!... Поклонимся ей!Да в самый пояс камню серому, мхом поросшему, кланяется.Да не камню — а той, что под ним лежит да, может, теперь слышит и видит их да за них радуется!— Нашел я сынка нашего! — шепчет Карл. — Вот он!И долго-долго, не разогнувшись, стоит, на камень глядючи.И отрок тоже кланяется и стоит, хошь матушки своей не знал, ни разу ее не видел и тепла ее не помнит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80