..Но должен же быть какой-то выход, какое-то решение этого запутанного ребуса! Кто-то должен знать, где оригиналы, а где копии!Ну хоть кто-то!Кто?...А почему бы не те, кто их поменял!... Стоп!— Надо спросить Ольгу! — хлопнул себя по лбу Мишель. — То есть я хотел сказать, обвиняемую по делу. Уж она точно должна знать, где подлинник, а где подделка!— Мы бы с удовольствием спросили, — как-то туманно ответил Георгий Семенович. — Да только некого... Нет твоей Ольги...— Как нет?... Неужели скрылась?...— Можешь считать, что скрылась. От правосудия. И от всех. Мне только что сообщили... Главная обвиняемая по делу покончила с собой.— Когда, где? — выпучил глаза Мишель Герхард фон Штольц.— Сегодня ночью в Лефортове.Ольга?! Вот ведь как бывает — она приговорила к смерти его, а умерла раньше его!... Но почему? Неужели из-за него?... Ну, то есть из-за угрызений совести? Если из-за них, ну то есть из-за него, то он готов простить ее!... Это значит — она раскаялась в содеянном!... Это значит — она по-настоящему любила!...Ах, Ольга, Ольга!...— Погодите-погодите, ведь есть еще завлаб! — вспомнил Мишель Герхард фон Штольц. — Он тоже может что-то знать!— Был, — ответил Георгий Семенович. — Да весь сплыл!И этот тоже?!— Сегодня ночью в Лефортове, — привычно повторил Георгий Семенович.— Повесился?— Нет, неудачно упал с верхних нар, сломал шейный позвонок. Несчастный случай.Вот так раз!... Вернее, два раза! Подряд!— Я не верю в два несчастных случая, в одном месте и в одно время! — заявил Мишель Герхард фон Штольц.— Я тоже! — кивнул Георгий Семенович. — У меня тоже есть ощущение, что они не сами, что им помогли...Но это значит, что два единственных свидетеля, которые могли хоть что-то разъяснить во всей этой запутанной истории, уже ничего не разъяснят!— Надо немедленно провести расследование самоубийства и несчастного случая, допросить свидетелей...— Надо, — согласился Георгий Семенович. — Но не мне и не тебе.— Почему?!— Потому что ты и я — мы — отстранены от этого дела!— Что же теперь делать? — растерянно спросил Мишель Герхард фон Штольц.— Бога ради — ничего! Долечиваться, отдыхать, обмывать новое звание, ждать нового назначения, — изложил программу ближайших недель Георгий Семенович.— А колье?— Забудь о нем, как о страшном сне!— О них! — напомнил Мишель Герхард фон Штольц.— Тем более!... Эти бриллианты... Лучше держаться от них подальше! Верно тебе говорю! Они как ящик Пандоры — все беды собирают! Хватит с нас приключений!... Согласен?С этим Мишель был согласен!Уже теперь, уже на его глазах, это колье послужило причиной нескольких смертей! Ольга... Завлаб... А были еще оперработники, те, что погибли в восемнадцатом. И урки с Хитровки, что тоже, скорее всего, сложили свои головы, а до того, верно, успели лишить жизни прежнего владельца. А еще была царица и ее дочери, которые, возможно, надевали это колье, носили его на балах, а после все погибли в подвале Ипатьевского дома. И наверняка были другие жертвы, до того, раньше...И Георгий Семенович — разве он не жертва?А он сам, Мишель Герхард фон Штольц?Да, верно — он согласен... С сутью!Но не с выводами!Конечно, лучше было бы уйти в сторону, куда как лучше!...Но он не уйдет! Уйти — значит признать, что все жертвы были напрасны, признать свою слабость, трусость и никчемность.Ну уж нет!...Потому что для него это уже не просто дело и не уголовное дело, а — дело чести!Его чести!Чести Мишеля Герхарда фон Штольца.И Мишки Шутова тоже!...А раз так — то иного выхода для него нет, придется начинать все сначала!С самого!... Глава 48 И снова это был тот же самый сон. Или бред. Или смерть...Говорят, что, умирая, человек видит всю свою жизнь. Или самое лучшее, что в ней было. То, что желает увидеть, расставаясь с этим бренным миром. Наверное, Мишель хотел увидеть именно это...Светило солнце. Шипящие волны накатывались на галечный пляж, шевеля и перекатывая камешки. Теплый ветер лениво колыхал тяжелую тропическую листву. В парке играла музыка — духовой оркестр местной пожарной команды. Мордатые пожарные в сияющих на солнце медных касках отчаянно раздували щеки.Мишель стоял перед ними раскрыв рот, держась двумя руками за тятеньку и маменьку. Трубачи были огромны и страшны, а музыка почему-то приятна. Он смотрел, как шевелятся и топорщатся усы у трубача, как на выдохе хмурятся брови, и думал, что, наверное, он сердится на него.Подле стояло множество людей в белой дачной одежде. Многие дамы держали раскрытые над головой белые кружевные зонтики, а господа опирались на трости...Отчего-то Мишель знал, что скоро, с минуты на минуту, здесь появится государь император и все бросятся смотреть на него.Никто не знал, а он единственный — знал!И верно, вдруг все колыхнулись куда-то в сторону, а трубачи стали привставать со скамеек и поворачиваться вместе со своими трубами.— Глядите, глядите, государь!... — быстро зашептали со всех сторон.И его маменька, наклонившись к нему, счастливо улыбаясь и указывая куда-то, сказала:— Поглядите-ка, Мишель, вон наш царь!Но он не хотел глядеть на государя, а хотел на того усатого трубача, что все так же сердито хмурился и шевелил усами...Но его, не спросясь, подхватила, подняла неведомая, ласковая сила, и он оказался на плечах отца... Выше всех! Пред ним, доколе только можно было видеть, раскинулось море, близко шуршали кронами тропические деревья, пахло солеными брызгами, горячей галькой и почему-то мандаринами... И хотелось долго, вечно сидеть вот так, на плечах тятеньки, и глядеть и вдыхать сумасшедшие южные ароматы...Но на этот раз что-то ему мешало.«Позвольте, ведь это уже не лучшее воспоминание, — вдруг раздраженно подумал он. — Лучшее — уже другое!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80