Тронулись...Полузанесенные московские улицы были пустынны, лишь изредка попадались похожие на тени прохожие, которые при виде большого черного автомобиля предпочитали побыстрее свернуть куда-нибудь в ближайшую подворотню. Пару раз, ткнувшись в сугробы, застревали, так что приходилось выбираться на мороз, совместными усилиями выталкивая машину из снежного плена. Колеса, обмотанные цепями, прокручивались, обдавая всех колкой ледяной крупой.Но все ж таки доехали.Шофер заглушил тарахтящий двигатель, встав посреди улицы и наотрез отказавшись забираться в хитросплетения хитровских переулков. Дальше пошли пешком. И лучше, что пешком, так они меньше привлекали внимание.Дорогу указывал Валериан Христофорович, который нырял в какие-то похожие на щели ворота, а то и просто протискивался в дыры в заборах.— Сюда, господа, сюда... Осторожно, тут ступеньки...Разобраться без провожатого в катакомбах полуразрушенных зданий и хаосе нагроможденных друг на друга пристроек было бы невозможно. На Хитровке не было указателей и номеров домов — местные жители легко обходились без них, а посторонним здесь делать было нечего.Мишель читал Гиляровского, а один раз даже встретился с ним лично, случайно столкнувшись в коридорах министерства. Но теперь от той, описанной дядей Гиляем Хитровки почти ничего не осталось. — Здесь тоже царило запустение — двери стояли заколоченными, окна выбитыми. Но жизнь теплилась, потому что тут и там улицы пересекали хорошо натоптанные тропинки...Где-то далеко мелькнул и тут же погас свет, раздался истошный женский крик, бухнул, раскатившись эхом, одиночный выстрел. И вновь все стихло... Хитровка жила своей, гораздо более суровой и страшной, чем раньше, жизнью. И до того человеческая жизнь здесь ценилась в ломаный грош, а теперь запросто могли зарезать за полкраюхи хлеба или прогорклый сухарь.— Осторожней, господа, не расшибитесь, здесь низко!Присев, протиснулись в какой-то пролом в стене, вышли в небольшой, занесенный по самые окна двор.Остановились.Валериан Христофорович снял перчатки и, сунув в рот два пальца, залихватски свистнул.Ему ответили.— Ждите меня здесь, — приказал Валериан Христофорович.Шагнул куда-то в темноту.Навстречу ему из какой-то дыры выскочила неясная тень.— ...токма из уважения к вам... потому как завсегда знал вас как честного человека...— ...не обижу, голубчик... — смутно гудели голоса.Наконец прозвучал последний аккорд:— Спасибо, милейший, вовек не забуду! — пробасил голос старого сыщика.Тень метнулась и пропала.— Там они, — сказал Валериан Христофорович. — Кажись, и Федька тоже.— Кто это был? — настороженно спросил кто-то из хлопцев.— Хороший человек, — неясно ответил сыщик. — И мало того — «медвежатник» знатный. Сейфы ломает — что семечки щелкает.— Что же вы его не арестовали? Надо бы его в чека — да к стенке!Валериан Христофорович только хмыкнул.— А кто вам тогда, милостивые государи, подскажет, где Федьку искать? Эх, лузга!... Весь сыск на таких, с позволения сказать, помощниках держится! А вы — к стенке!... Самих бы вас!...Вышли из двора через подъезд с выбитыми дверями, свернули налево, прошли еще с полквартала и остановились.— Здесь нумера Юсупа-татарина и есть! — указал Валериан Христофорович.— Где? — не поверили хлопцы. Перед ними было какое-то до основания разрушенное и полусгоревшее здание.— А вы не глядите на наружность-то — она обманчива, — сказал Валериан Христофорович. — Я вон два раза на милейших барышнях женился, а выходило, что на сварливых дурах и к тому же уродинах!Мишель тихо хохотнул.— Это только парадная сторона такая неказистая, а изнанка другой будет! Поди, сами увидите!Мишель приказал достать и приготовить оружие.— Стрелять в крайнем случае, — предупредил он. — А то, не ровен час, друг дружку перестреляете. А вам бы, Валериан Христофорович, вовсе туда не ходить.— Ну да! — не на шутку обиделся сыщик. — Сюда вас сопроводил, а туда, выходит, рылом не вышел? Нет уж, господа, не обессудьте, а только я с вами пойду.И стал, пыхтя, вытаскивать из кобуры маузер.Мишель отвернулся. Сердце тревожно ныло. Как перед атакой на германские позиции, когда вот-вот взорвется ракета и заверещат со всех сторон свистки, выгоняя солдат из окопов в чисто поле, под шрапнель германских батарей.— Митяй!...— Ась?Тоже воинство — ась!...— Тут останешься нас прикрывать. Ежели кто побежит — стреляй. Лучше в ноги.— А чего я-то? — возмутился Митяй.— А того, что приказы не обсуждаются! — отрезал Мишель. — Пошли!И быстро, хоть и был теперь, по всему выходит, красным командиром, перекрестился. Да и хлопцы его тоже. Все-то безбожники до первого боя...Перебежав двор, сунулись в руины, встали по стенам, стали ждать. Ждали недолго. Вдруг отворилась какая-то дверь, и снизу резануло светом. А вот и вход!Кто-то невидимый, выбравшийся из подвала, отбежал в сторонку, где, присев, спустил штаны.Тьфу-ты ну-ты!...Когда человек встал и, ежась и заправляясь на ходу, побежал к двери, они тенями скользнули за ним.Вновь, на малое мгновение, открылась дверь. Ни в жизнь, кабы своими глазами не видеть, не догадаться, что это вход в жилье, а не нора собачья.— Это ты, что ли, Тереха? — недовольно крикнул кто-то снизу.— А то кто ж! — ответил тот.Мишель сделал два быстрых шага и, нависнув над несчастным Терехой, саданул его рукоятью нагана по темечку.Тот охнул и осел.— Эй, ты чего там? — крикнул голос. — Чай, спотыкнулся?— Ну! — в тон оглушенному Терехе ответил Мишель, споро шагнув в подвал.Увидел перед собой какого-то мужика, сунул ему в зубы револьвер.— Тихо, дядя!Тот с испугу присел, тараща глаза.Мишель действовал в точности как на фронте, как в штыковой, как в германском окопе, где забывались все благоприобретенные условности и оставались одни только голые инстинкты, где нужно было бить и стрелять, ежели только заметишь направленное на тебя оружие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80