И честные глаза таращит.— Бога-то не поминай — чай, не в церкви! — гудит купец. — Ты лучше у себя под прилавком пошарь может, и сыщется чего! А я не обижу.— Разве только из хозяйских запасов... Берегли для себя, для крайнего случая...Враз появляется графин николаевской водки, тарелочка с нарезанной ломтиками и кропленной маслицем селедочкой и цельными солеными огурчиками.— Вот и славно! — бубнит купчина, падая за крайний стол, метя полой шубы грязные, заплеванные полы.К нему, сладко улыбаясь, потянулись из углов фартовые.— Компанию не составите?... В шашки сыграть али в картишки по маленькой переброситься интереса не имеете?— И то, пожалуй...Подставляют плечи, руки, увлекают за собой в дальний угол, надеясь раздеть игрой до исподнего.— Эй, ты!... — манит пальцем купец.На цыпочках подбегает половой, выгибается вопросом, услужливый, готовый хоть сапоги лизать.— Ежели меня человек спрашивать станет, скажешь, что там я, — указывает в угол купец.— Не извольте беспокоиться! — сладко улыбается половой.Знает, шельма, что через час ни шубы у купца, ни спеси не останется. Что сам же он вышвырнет его голого и босого на улицу. Уже без всяких улыбочек. Знает, а не предупредит, не остережет.Все здесь сыграно, всяк свою роль назубок знает.— Разрешите представиться — Предрайкоммунхоза, — кивает головой один из игроков, пузатенький верткий господин с бегающими глазками. — Нахожусь в Москве по делам службы.— Начальник милиции города Забубнова...А раньше все больше представлялись баронами, тайными советниками и офицерами лейбгвардейских полков, следующими из Петербурга в свои поместья на Тамбовщине. А то и особами духовного звания, отчего в рясы рядились и кресты на шею вешали.— По рублику изволите-с?— Валяй! — кивает купчина.Метнули банчок. Повезло купчине — с ходу треху выиграл.И тут же еще пятерку.— Ах, какой вам фарт идет!... Может, поднимем ставочку на рублик?— А чего на рублик, давай уж сразу на сто!...Пошла игра — лица раскрасневшиеся, азартные...Из коридорчика, что в отхожее место ведет, тенью выскользнул незаметный, невзрачный пацаненок на вид годков тринадцати. Огляделся по сторонам, подошел к половому, спросил что-то. Тот кивнул в угол на купчика.Пацаненок постоял, присматриваясь к посетителям. Кого-то он знал, кого-то нет. В уголке примостились незнакомые ребятки, на вид деловые, но ведут себя до странности тихо, дале — пьяная девка калека в шинели, подле него три пацаненка о чем-то оживленно болтают, еще дале — строительная артель, сплошь неотесанная деревенщина.Постоял пацаненок да пошел себе.А через минутку к игрокам половой подбежал. Склонился к самому уху купчика, чего-то прошептал.— Вас там спрашивают-с.— Кто? — басит купчик.— Не могу знать-с, — сладко улыбается половой. — Пожалуйте-с в отдельный кабинет — там вас ждут-с!Настороженно подняли головы ребятки в углу.Зашевелился проснувшийся инвалид.— Опосля доиграем! — гудит, вставая, купец.Игроки разочарованы — такой жирнючий налим с крючка срывается! Но половой что-то быстро им шепчет, и картежники, разом встав, тянутся к двери.Жирен налим, да не их!... Там, где дело душегубы ладят, шулерам делать нечего! У них своя игра — у тех своя!Половой, вьясь вьюном, бежит впереди купца, указывая ему дорогу. Проскочил вперед, услужливо распахнул дверцу:— Проходите-с!...А как зашел купец внутрь, тут же шагнул за ним, плотно за собой дверь затворил да сверх того на защелку закрыл.Вот и все, захлопнулась крышка мышеловки.Скрылся за ней купчина.И пропал!...Вернее сказать — сгинул!... Глава 42 Двадцать четвертого все и случилось.Хлопнула дверь, застучали по паркету шаги.Кто таков?...Позади, почтительно склонив голову, стоит Лесток. В руках два каких-то листка.— Что вам угодно?— Чтобы вы изволили взглянуть...На листах два сделанных карандашом наброска. На одном корона нарисована, на другом — ряса монашеская, а вокруг нее топор, плаха да виселица.У Елизаветы Петровны пудра из рук выпала.— Как вас понимать?— Желаете ли быть на престоле самодержавною императрицею али сидеть в монашеской келье, а головы друзей и приверженцев ваших видеть на колья насаженные? — спросил Лесток.Пала Елизавета Петровна на колени перед образом богоматери да час, а то и поболе, усердно молилась.— Помоги, заступница, не оставь милостью своею...А в соседних комнатах суета, заговорщики топчутся, прибывают: камер-юнкеры Шуваловы все трое, Разумовский, камергер Михайло Илларионович Воронцов, Салтыков Василий Федорович и другие без счета.— Все ли готово?— Как не готово — готово... Но ежели теперь не поспешить, так поздно будет!— А цесаревна как?— Сумневается... Как бы вовсе духом не пала. Тогда всем нам конец!Вышла Елизавета Петровна.К ней Лесток подскочил да, не давая ей опомниться и рта раскрыть, подал орден святой Екатерины и серебряный крест. Поглядел со значением.Та орден да крест на себя возложила.— С богом!...У подъезда уж стояли приготовленные для нее сани. С нею рядом поместился Лесток, на запятках, хоть и не по чину, да выбирать не приходится, стали Воронцов и Шуваловы. В других санях поместились Разумовский и Салтыков.Тронулись.Санки легко скользили по пустым улицам Петербурга. Было тревожно.Как подкатили к съезжей Преображенского полка, стоявший на карауле солдат вдарил в барабан тревогу, чуть было все не испортив. Но Лесток, первым соскочив с саней, бросился на него с кинжалом в руке да распорол кожу на барабане.К саням, шагнув из темноты, как черт из табакерки, приблизился рослый унтер, сунулся в приоткрытую дверцу.— Все ли готово? — спросил Лесток.— Так точно, — прошептал унтер. — Только-то матушку и ждем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80