через дорогу между двумя домами
открывался разрыв, там над обвисшей проволокой разрастались деревья. Я еще
немного отступил, затем немного расслабился, наклонил голову, услышал, как
толстяк облегченно вздохнул, - и выхватил меч из ножен, описав им шипящую
дугу. Я не так хорошо управлялся с ним, как предполагал: меч, должно быть,
почти раздвинул его усы. Полицейский отскочил назад с изумленным взвизгом,
зацепился за гидрант и повалился навзничь. Это открыло мне путь, я сделал
огромный прыжок, прямо над ним, затем на крышу полицейской машины и дальше
- на дорогу, которая, к счастью, была пуста. Едва прыжка я достиг травы,
едва успел остановиться, чтобы не попасть под разукрашенный фургон, затем
помчался прочь, потому что только что рядом со мной просвистела пуля.
Фургон, скрипнув тормозами и отчаянно сигналя, описал дугу, от которой у
него, по-моему, сразу облысела резина, и встал на траве между иной и
полицейской машиной. Я добрался до изгороди, перепрыгнул через нее и
приземлился по самые лодыжки в замусоренной траве прежде, чем сообразил,
что, фигурально выражаясь, я здесь не один.
Если бы я лучше знал этот город, я бы не так удивился, приземлившись
на могиле, увидев впереди обширные ряды огромных внушительных надгробий,
разграбленных, заброшенных и заросших. Но сейчас это меня нисколько не
волновало. Разрушенный город мертвецов казался самым безопасным укрытием,
какое я только мог себе представить. Я побежал между могил, как человек,
отчаянно старающийся добраться назад, в свою собственную. Где-то позади я
услышал, как кто-то пытался перепрыгнуть через изгородь, но позорно
оскандалился. И опять во мне заговорила совесть: я совершенно ничего не
имел против этих полицейских. Мне ни капельки не нравилось то, что я
делал, - зато теперь им было меня не остановить.
Я петлял и нырял среди рядов мертвых, прыгая от дорожки к дорожке,
поворачивая и поворачивая, пока не потерял счет времени и направления.
Иногда я проскальзывал в полуобрушившиеся слепки с греческих и римских
усыпальниц, с трудом переводя дыхание в тяжелом воздухе и прислушиваясь,
не идет ли погоня, пока не убеждался, что погони нет. Не было ни малейшего
движения, ни дуновения ветерка. Я не мог упрекать полицейских за то, что
они оставили погоню: в этом месте можно было играть в прятки всю ночь, а
заросшие сорняком гравийные дорожки не оставляли следов. Если разобраться,
то я и сам не был уверен в том, с какой стороны пришел. Я огляделся.
Насколько хватало глаз, тянулись памятники, памятники, памятники, целый
горизонт могильных крестов, венков, изваяний ангелов и других, более
невероятных вещей. И никакого движения, даже дуновения ветерка не было в
этом свинцовом воздухе; никаких признаков того, что где-то рядом есть
город живых. Это придавало кладбищу какой-то вневременной налет, создавало
ощущение, что оно висит в воздухе. Должно быть, я был в самом его центре.
Зато, по крайней мере, поверхность земли здесь была достаточно ровной. Я
пошел дальше, ориентировочно в сторону, противоположную той, откуда
пришел. Мне ничего не оставалось - только идти, пока не наткнусь на
какую-нибудь стену...
Неожиданно меня пробрала дрожь, хотя ночь была теплой. Пробравший
меня холод был резким настолько, что напоминал электрический шок. Я
зацепил какой-то предмет - не траву, не камень...
И тут я чуть не расхохотался. Это было просто маленькое пугало,
высотой едва мне по грудь - на двух скрещенных палках висела старая
потрепанная шляпа и выцветший от времени и погоды фрак. Оно все заросло
сорняком. Я хотел рассмеяться, но от пробравшего меня холода у меня
слишком перехватило дыхание, и сердце бешено колотилось. Я дико огляделся
по сторонам, но больше здесь ничего не было, ничего, кроме теплого
ветерка, шевелившего ветви деревьев; эта группа памятников ничем не
отличалась от остальных. Поваленные, разбитые, исписанные рисунками, как и
все прочие - правда, завитки, спирали и нацарапанные круги показались мне
необычными. Такими, словно их нанесли светящейся краской, или они как-то
странно разлагались. Мне где-то раньше приходилось видеть нечто подобное,
но не так отчетливо. Здесь, в непроглядной темноте казалось, что их
окружает слабое зеленое сияние, и даже не такое уж слабое. Когда глаза
привыкали, рядом с ним почти можно было разглядеть...
Раздалось легкое скребущее царапанье, и я вздрогнул. Я круто
развернулся, воображая себе какого-нибудь пылающего местью и жаждущего
нажать на курок полицейского, однако для него звук был слишком слабым. Под
одним из обезличенных памятников шевелилась трава; стало быть, я
потревожил какое-то маленькое животное. Что у них тут водится? Опоссумы,
ленточные змеи... Я наклонился, чтобы посмотреть.
А потом я отскочил с пронзительным воплем, который мог просто
расколоть воздух по всему кладбищу. Нацарапанный на памятнике силуэт
сверкнул ослепительной вспышкой пламени, а рядом с ним прямо перед моим
лицом замахала рука, высунувшаяся из земли. Земля подо мной поднялась и
почти бросила меня в эту руку, но я, шатаясь, удержал равновесие и
повернулся, собираясь бежать. Впереди меня гравий раздулся и изогнулся
горбом, словно под ним полз какой-то могучий червь, и отбросил меня назад.
Я упал. Держа в одной руке меч, я выбросил другую и вонзил в землю пальцы,
чтобы удержаться - а потом едва успел их отдернуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138