Он не виноват!
Неожиданный раскат барабанной дроби словно придал вес ее словам -
мощный удар, резко сменившийся молчанием. Толпа закачалась и расступилась,
и на секунду я увидел сами барабаны - темные цилиндры высотой в рост
обычного человека, сгруппированные по три, со стоящими за ними
барабанщиками-Волками. Их толстая кожа блестела от масла и пота, их
крашеные гребешки, как у попугаев, задевали крышу церемониального ТУННЕЛЯ.
- Ты действительно ничего не можешь сделать? - хрипло спросила Молл в
наступившую краткую паузу. - Что-нибудь, пусть самое отчаянное?
Стриж презрительно засопел:
- Если бы мог, не стал бы ждать, пока ты мне скажешь! Церемония
начинается. Сначала manges mineurs - малые жертвоприношения, чтобы вызвать
Невидимых снизойти к их почитателям. Затем manges majeurs - великие
жертвоприношения, которые должны подчинить их воле Дона Педро. А потом -
потом будет уже поздно. Они приведут свою силу, чтобы она вселилась в
нашего пустоголового друга, и он должен будет пасть. Мы, правда, все равно
этого не увидим. Если и есть какая-то надежда... - Он резко качнул головой
в моем направлении, и я впервые заметил, как в его древнем суровом взгляде
мелькнул страх. - Тогда это будет зависеть от него.
- От МЕНЯ?!
Я чуть не заорал в голос от сознания жестокости всего этого. Свалить
все на МЕНЯ?
Пальцы поглаживали барабаны, и барабаны пели - низкий гул, который
разбухал и рос. К нему примешивалась новая нота, тихое монотонное пение,
странно выпадавшее из ритма, неровная, искореженная музыка. Там были и
слова, но я не мог разобрать их. Затем натянутые на барабаны шкуры
взревели, когда на них обрушились костяные палочки и раскрытые ладони, -
это был раскат, взрывавшийся и замолкавший, как прибой. Потом он перерос в
какое-то подобие марша. Из-за барабанов появились фигуры, они наполовину
покачивались, наполовину вышагивали с важным видом, с серьезной
медлительностью ритуальной процессии. Медленно, очень медленно
приближались они к огню, к высоким белым камням. Высокий Волк в черных
лохмотьях показывал им путь, потрясая огромной тыквенной бутылью, висевшей
на чем-то вроде костяшек и белых горошин слоновой кости, поблескивавших в
свете костра, - а, может быть, это были зубы? По другую сторону от него
две женщины-мулатки, казавшиеся рядом с ним карлицами, помахивали длинными
тонкими посохами, на которых развевались флаги, расшитые сложными знаками
веверов. Вслед за ними маршировали двое караибов, держа на татуированных
ладонях абордажные сабли, а позади шли мужчины и женщины всех возможных
рас и народов, потрясая тыквенными бутылями с костями, шаркая босыми
ногами по земле. Я видел, как некоторые из них наступали на острые камни,
все еще горевшие головешки, разбросанные костром, но, казалось, они этого
не замечали. Когда они проходили, от толпы отделились новые люди, а
остальные подхватили песнопение и стали раскачиваться ему в такт, широко
раскидывая руки, перекатывая головы из стороны в сторону. Все еще
распевая, они кружили вокруг пламени, а потом остановились перед
камнями-алтарями.
Монотонное пение оборвалось внезапно, я не заметил, чтобы кто-то
подал сигнал. Вся процессия как один опустилась вниз, толпа обмякла, как
повисшая парусина. И Волки, и люди скорчились, подняв руки над головой. И
только один остался стоять позади собравшихся - тот, кого, как я
совершенно точно знал, еще минуту назад там не было. Неторопливыми
ритуальными движениями фигура в одеянии с капюшоном скользнула вперед по
спинам своих распростертых последователей и мягко ступила на плоский,
обезображенный пламенем камень. Барабаны застучали и взвизгнули, руки
протянулись вперед, и капюшон был откинут. Как луна, выглядывавшая из-за
черной тучи, на его последователей смотрело лицо Дона Педро.
Я видел его очень отчетливо - на его лице все еще играла полуулыбка.
Наступившее молчание, когда все затаили дыхание, было нарушено внезапным
криком животного, низким протестующим мычанием, за которым последовала
какофония других криков. Пищали цыплята, кто-то блеял - то ли овцы, то ли
козы; лаяли по меньшей мере две собаки. И это вовсе не выглядело глупым,
напротив, это страшно пугало. Если они были тем, о чем я думал...
Дон Педро распростер руки и один раз громко щелкнул пальцами. Шедший
впереди Волк с развевающимися одеяниями взобрался на алтарь к Дону Педро,
а за ним последовали остальные: карибы, белые и черные - почти все они
возвышались над маленькой фигурой Дона Педро. Однако в свете костра
выделялся только он, он казался единственной заметной точкой, а все прочие
- бесплотными, как собственные тени на камне, скорчившиеся и дрожащие. Дон
Педро запел своим шепелявым голосом:
Cote solei' leve?
Li leve lans l'est!
Cotee solei' couche?
Li couche Lans Guinee!
И тем не менее, ответный экстатический шепот толпы прозвучал еще
более хрипло, мощнее, чем удар грома.
Li nans Guinee,
Grands, ouvri'chemin pour moins!
Затем, сначала медленно, в особом пульсирующем ритме, они стали
хлопать в ладони, и этот звук нарастал, ускорялся, пока не заглушил
барабаны.
- Это называется batterie maconnicue, - тихонько пробормотал Ле
Стриж. - Стук в Дверь.
- Вечеринка начинается, а? - напряженно сказал Джип.
Дон Педро на мгновение закрыл глаза, словно в ожидании чего-то. Затем
взял кувшин из рук одного из аколитов и, повернувшись сначала лицом
вперед, затем к кострам и, наконец, к скалам, находившимся позади него, он
поднял кувшин и слегка потряс им, словно в приветственном жесте - как мне
показалось, во всех направлениях по компасу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138