Ассанти сказал, что ни один не похож на человека, которого он видел.— Ты уверен?— На всю катушку, — ответил Ассанти. — Тот, кого я видел, у него был шрам на лице.— Ага, — сказал Бент.Надо было возвращаться к компьютеру, теперь уже с новыми данными. Признав всю трудность опознания по возрасту человека, налетевшего на вас ночью с оружием в руках, — сами понимаете, один вид револьвера забьет любой возраст, — сыщики решили отказаться от возрастного признака. Учитывая и то, что налет на пекарню не обязательно был совершен с целью ограбления, они отказались от розысков и по этой характеристике.Вместо этого они затребовали у банка данных исследования в масштабе всего города на предмет установления любого чернокожего, осужденного за какое-либо преступление в течение последних пяти лет. С условием, что у него есть кличка Сонни и шрам на лице. Таковых оказалось шестьдесят четыре, что было неудивительно.В черте города практически невозможно черному человеку взрасти без того, чтобы не заработать хоть какой-нибудь, да шрам. А из-за того, что рубцы, образовавшиеся вокруг первоначальной раны, на черной коже смотрелись грубее и ярче, чем на белой, то шрамы и бросались в глаза в первую очередь. Кинжальный шрам над левым глазом Уэйда тоже был струпом. Ему говорили, что удалить такой струп-"келлоид" можно путем облучения в сочетании с хирургическим вмешательством и приемом гормональных препаратов, но Уэйд отказался, сохранив шрам до конца своих дней. На работе это не отражалось.Оставалось показать Ассанти шестьдесят четыре фотоснимка. Он их рассматривал, вертел так и сяк, действительно стараясь помочь. Увы, будучи белым, он никак не мог взять планку. А потому в конце концов просто сдался.Бент и Уэйд вынуждены были снова выйти на улицу поохотиться. * * * Эйлин была уже на месте, когда Клинг добрался туда в десять минут шестого, в среду. Извинившись за опоздание, он опустился в кресло, предложенное ему Карин Левковиц. Он глаз не мог оторвать от Эйлин. Она была довольно небрежно одета — в потертой джинсовой юбке и хлопчатобумажном свитере под цвет глаз, — но выглядела очень свежо, была красива и буквально светилась счастьем. Карин объяснила, что до его прихода они сообща радовались первому полноценному успеху в бригаде по освобождению заложников. Только в прошлую ночь она...— Это не такой уж великий триумф или что-нибудь вроде того, — быстро произнесла Эйлин.— Ну — боевое крещение, более или менее, — улыбнулась Карин. — Крещение огнем.— Немножко не те слова, — сказала Эйлин, — какой там бой... Или — огонь.Теперь они обе улыбались. Внезапно Клинг почувствовал себя чужаком в этой компании. Он не знал, какой смысл Эйлин вкладывала, например, в слово «огонь», и ощущал себя иностранцем в своей родной стихии. Огонь — это зажигание, сгорание. Погореть можно было на работе. Открыть огонь значило стрелять. Зато Карин, как казалось Берту, знала точный смысл всех слов, произносимых Эйлин, знала, какие понятия она имела в виду, и это чувство разделенной близости каким-то образом выбивало его из седла.— Поверь, — сказала Карин, — я рада, что ты смогла это сделать.Но что, Боже, все-таки произошло прошлой ночью? Клинг ломал себе голову. Они что же, не собирались его посвятить?— Счастлив, что я здесь. — Он улыбнулся.— Я вам скажу, над чем мы потеем, — заявила Карин, — и, возможно, вы сможете нам помочь.— Буду весьма счастлив, — сказал он, сознавая, что повторяется, и почувствовал себя самым дурацким образом. — Если смогу, — кротко добавил он.Впрочем, он все еще ломал себе голову: чем он мог помочь...Карин рассказала, что они обсуждали. Правда, сначала она вернулась к той щекотливой истории, происшедшей в прошлом году, в Карнавальную ночь, то есть в Ночь Дураков, 1 ноября Подобие европейского 1 апреля с розыгрышами и балом-маскарадом.

. Ему казалось, что уже столетие минуло с тех пор, когда он сунул нос не в свое дело. И вмешательство привело к тому, что Эйлин потеряла двух подстраховщиков и оказалась в исключительно опасном положении, лицом к лицу с убийцей-маньяком.— С той поры, — объяснила Карин, — Эйлин сетовала на то, что вы...— Ну, знаете, — начал Клинг. — Я всего лишь старался...— Я знаю это, — произнесла Эйлин.— Я говорю, что меньше всего хотел очутиться между тобой и твоими телохранителями. Я знаю Энни Роулз. — Он повернулся к Карин. — Она — отличный полицейский. Тогда как другой полисмен...— Шанахан, — сказала Эйлин.— Шанахан, — подтвердил он. — Да. Его-то я не знал...— Майк Шанахан.— Поэтому и вышла путаница. Я не знал его, он не знал меня...— Да, да, — сказала Эйлин.— Я ведь что говорю? Да лучше в я руку отдал на отсечение, чем оставил тебя с глазу на глаз с убийцей.Все замолчали.— Я думаю, — заметила Карин, — Эйлин все это знает.— Уж надеюсь, — сказал Клинг.— Она также знает... Ведь правда, Эйлин? Что вас следовало бы считать причиной потери подстраховщиков и что...— Послушайте, я же говорю...— ...вас нельзя обвинять в том, что она застрелила Бобби Уилсона.— А кто это так считал, что я виноват?— Эйлин так думала.— Это — правда? — Он повернулся к ней.— Да, думала.— Что я... Да как ты могла такое подумать? Я и говорю: этот тип идет на тебя...— Знаю.— С ножом...— Я знаю.— Ну и как я должен был поступить? Не только я, любой офицер...— Да, Берт. Теперь я это знаю.— Иисусе Христе, вот уж не думал, что ты меня винила.— Это все очень сложно, — сказала Эйлин.— Ну да, да. Но ты не можешь винить...— Это также связано с изнасилованием.— Ах это. Ну да, — промолвил он.Эйлин взглянула на него.— Берт, — сказала она, — ты не должен не принимать во внимание...— Я принимаю это во внимание, Эйлин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93