— Вы сдавали квартиру некоей Сьюзен Брауэр.— Да, верно, — сказала она.— Значит, это — ваша квартира...— Да, до недавнего времени я там жила.Они посмотрели на нее.— Я недавно разошлась, — сказала она. — Я — то, что называют соломенной вдовой.Клинг впервые слышал такое выражение. Да и Браун тоже. Поэтому оба решили, что так называется разведенная женщина. Век живи — век учись.— Я отказалась от алиментов, — заявила она. — Зато забрала эти апартаменты и большую сумму наличными. На деньги купила вот этот домик и получаю две четыреста в виде ренты. Мне кажется, сделка неплохая.Она улыбнулась. Они согласились, что сделка действительно очень неплохая.— Скажите, кто-нибудь помогал вам вести дело? — спросил Браун. — Ну, скажем, при сдаче в аренду квартиры в той части города. Агент по сделкам с недвижимостью? Или, может быть, посредник?— Нет. Я дала объявление в газете.— И ответила на него именно Сьюзен Брауэр?— Да.— Я имею в виду — лично, сама, — уточнил Браун. — Написала? Позвонила?— Да, она мне позвонила.— Сама? Не кто-нибудь другой вместо нее? Это был мужчина, не так ли? Он позвонил?— Да нет, это была сама мисс Брауэр.— Ну и что же потом произошло?— Мы договорились встретиться в квартире. Я показала квартиру, она ей понравилась. А потом мы договорились о ренте. Вот и все.— Она подписала договор о найме?— Да.— На какой срок?— На один год.— И когда это было? — спросил Клинг.— В феврале.«Шустрый парень, — подумал Клинг. — Встретил ее на Новый год, а уже через месяц переселил в это гнездышко». Браун думал примерно о том же самом.— Не знаю уж, что и делать теперь, когда она... Ужасная трагедия, правда? — сказала Брэкетт. — Я думаю, мне надо посоветоваться с моим адвокатом. С тем самым, что оформлял договор. Кажется, мне именно это надо сделать.— Да, — произнес Клинг.— Да, — подтвердил Браун. — Миссис Брэкетт, я хочу удостовериться, что мы получили абсолютно точные сведения. Правда, что вы сдавали квартиру непосредственно мисс Брауэр?— Да. И каждый месяц она посылала мне чек. На этот адрес.— Без посредников? — спросил Браун.— Без посредников. Ведь это же наилучший способ, — сказала она и улыбнулась.— Знаете ли вы кого-нибудь по имени Артур? — спросил Клинг.— Нет. К сожалению, нет.— А не знакомила ли вас мисс Брауэр с кем-нибудь по имени Артур?— Нет. Если хотите знать, я вообще видела ее всего один раз, когда мы встретились на квартире. Ну, а все остальное — по почте. Впрочем, несколько раз мы перезванивались, когда она...— О! И по какому же поводу?— Она хотела знать, как работает одно приспособление... Знаете, в стене есть нечто вроде переключателя... Ну так вот, короче, она хотела узнать, какая комбинация у стенного сейфа. Но мне не хотелось ее в это посвящать.— Она сказала, зачем ей понадобилось узнать комбинацию?— Нет. Но я могу предположить, что ей что-нибудь требовалось положить в сейф, разве вы сами об этом не догадываетесь?«Уж я-то догадываюсь», — подумай Клинг. А Браун мысленно уточнил: положить что-нибудь вроде двенадцати тысяч монет.— Огромное спасибо за время, которое вы нам уделили, — сказал Клинг. — Мы это очень ценим.— Выпьете еще лимонада? — спросила она. * * * Томас Мотт, мужчина довольно неопределенного возраста: не то перешагнул сорокалетний рубеж, не то к нему приближался. У него были жесткие седые волосы, глубоко посаженные карие глаза, и все лицо, казалось, было вылеплено из алебастра. Браун определил на глазок вес: килограммов пятьдесят пять, а рост — не более ста сорока... Стройный, худенький, в плотно облегающих черных джинсах, красном хлопчатобумажном свитере и плетеных шлепанцах на босу ногу. Он гармонировал с сокровищами своей антикварной лавки на авеню Дриттел, как танцовщик — с труппой русского балета. Браун решил, что он — гомосексуалист. Во всех его движениях сквозило нечто сверхсубтильное, сверхделикатное. Но на пальце красовалось золотое обручальное кольцо.Клинг не смог бы определить ни названия, ни происхождения ни одной антикварной вещицы в лавке, хоть вздерни его на дыбу или медленно поджаривай на вертеле. Но он безошибочно определил, что находится в окружении предметов необыкновенной красоты. Полированная медь или дерево, отшлифованное до такой степени, что казалось покрытым своеобразной мерцающей патиной; крохотные часики, тикавшие, как цикады; величественные напольные часы, своим боем создававшие контрапункт тиканью; красивые штофы, красные, как рубины, или изумрудно-зеленые; ящички с серебряной филигранью, бронзовые светильники с абажурами, всех цветов радуги. Здесь царил покой, как в храме. Клинг чувствовал себя так, словно находится в старинном соборе.— Да, конечно, я знаю ее, — сказал Мотт. — Позор, ужасающий позор — то, что с ней случилось... Такое милое, милое существо.— Почему она заходила сюда девятого? — спросил Браун.— Ну, знаете, она же моя покупательница. Бывала здесь постоянно, знаете ли.— Но девятого было нечто особенное? Так? — спросил Клинг. Он подумал о тех восклицательных знаках: целых четыре штуки.— Нет, нет, мне ничего такого не приходит в голову. Не помню.— А я вам напомню: в ее календаре это было подчеркнуто весьма выразительно, — сказал Клинг.— Ну-ка, дайте взглянуть, — произнес Мотт.— Вы ее очень хорошо знали? — вступил в разговор Браун, чтобы отвлечь Мотта.— В такой же степени, как многих других моих клиентов.— И в какой же именно степени?— Но я уже говорил, она бывала здесь довольно часто...— И называла вас Томми?— Все мои клиенты меня так называют.— Когда она была здесь последний раз?— По-моему, на прошлой неделе.— Не в прошлый ли понедельник?— Ну, я затрудняюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93