— Она права, тридцатое июня — это пятница.Браун кивнул.— И то письмо все еще у тебя? — спросил он... "Пятница, июнь, 30 Привет! Мне нравится эта игра. Жаль, что ты ее раньше не придумал. Когда увидимся, снова растолкуешь мне правила. Можно, если я буду писать все, что в голову придет? О, милый, я покажусь тебе донельзя неприличной... Сегодня дождит. Хочешь поплескаться вместе со мной и поиграть под дождем?.. Ты всегда спрашиваешь, что на мне надето. Сейчас — черный эластичный бюстгальтер с таким вырезом, что соски все на виду. Черные шелковые чулки на подвязках с узеньким пояском. Черные штанишки, тоже с вырезом, но в самом низу. Черные туфли на высоком каблуке. Чулки такие шелковые, гладкие. Тебе понравится гладить их, забраться в штанишки, поорудовать в них пальцами. Мои ноги так широко раскинуты для тебя! И может быть, зная, как во мне все трепещет в ожидании тебя, овладеешь мной сразу же... Интересно, думаешь ли ты обо мне, когда спишь с женой? Сижу здесь и думаю только о тебе, о твоем мощном аппарате. Почему ты не со мной? Может, надо самой погладить себя, а? Щекотать себя в самом чувствительном месте? Да, да, я это и сделаю, а сама буду думать о тебе, о том, что ты весь во мне, во всем моем теле. Буду тебя всего, всего рассматривать и услышу все, что ты говоришь в такие минуты. О, как я хочу, чтобы ты не гладил меня, а лизал, всю, всю, всю... У меня перехватит дыхание, и я не смогу сказать тебе, как мои груди твердеют, тяжело наливаясь желанием, похотью, да, похотью... Я вся исхожу похотью, вся, вся, вся... Люблю, когда ты ласкаешь грудь, она даже краснеет от истомы. Я вся готова для тебя. О, войди же, войди! Сначала медленно, с натугой, глубже и глубже, а потом быстро-быстро. Приди и возьми меня, возьми. Люблю тебя, люблю... Я вся исхожу всеми соками, даже когда тебя нет со мной, но от одной лишь мысли о тебе... Да ты сущий демон, если доводишь меня до такого состояния... Заскочи ко мне, я тебе подарю новую игрушку. Бай!" Это письмо было напечатано на той же машинке. На которой были напечатаны письма, найденные в сейфе Артура Шумахера; шрифт, безусловно, идентичный. Как и остальные семнадцать писем, оно начиналось точно так же:День недели... Пятница.Потом месяц... Июнь.И число — цифрами: 30.А 30 июня в прошлом году была пятница. Звонок в газетный архив подтвердил, что действительно тогда шел дождь. Правда, ни на одном из писем, включая найденное в гараже Бетси, в пустой пыльной обувной коробке в Вермонте, не был проставлен год. Но все даты совпадали с прошлогодними! Теперь не оставалось никакого сомнения, когда они были написаны.Да, но если бы вообще кто-нибудь...Тогда все данные....И все-таки...О, если бы кто-нибудь из мастеров сыска в 87-м участке сразу взял на себя труд сверить даты на письмах с календарем! Причем именно тогда, когда были найдены эти письма. Тогда сразу бы установили, что даты ни на одном из них не соответствовали дням недели нынешнего года.Правда, было нетрудно это установить...Нет и нет! Они обязаны были проверить.— Мы должны были свериться, — сказал Браун.— Никто не без греха, — заметил Карелла.И это было верно.Тем не менее, если Артур Шумахер познакомился с Сьюзен Брауэр после января этого года, она никак не могла написать эти письма в июне или июле прошлого года.Это элементарно.Но в таком случае кто же их все-таки написал?Ни одно не было подписано. Каждое начиналось со слова «Привет!» и заканчивалось сокращением от слов «гуд бай» — коротеньким «Бай!». И содержание было одинаковое, и стиль, если это можно так назвать. Тот, кто писал хотя бы одно из них, написал и все остальные.— Как ты думаешь, что она здесь имеет в виду? — спросил Браун.— Где? — откликнулся Карелла.— Тут, насчет игрушки.— Не знаю.Браун посмотрел на него.— А что? — спросил Карелла.— Тоже не знаю. Но что-то это, кажется, напоминает.— Ты говоришь об игрушке?— Может, это не игрушка.— Тогда...— Просто — что-то, — сказал Браун.— Заскочи — и я подарю тебе новую игрушку, — подзадорил Брауна Карелла.Они взглянули друг на друга.— Может, какая-нибудь, э-э, сексуальная игрушка? — предположил Карелла.— Возможно, но...— А может, она имела в виду любовь втроем.— Вот как...— Да, да. Новая игра. Знаешь?— Хм...— Еще одна девка. Втроем. Заскочи, получишь новую забаву.— Ага, — хмыкнул Браун. — Но это тебе ничего не напоминает?— Нет. Ты говоришь об игрушке?— О новой, понимаешь? Новой игрушке. Разве что-нибудь... Где-нибудь было что-нибудь о новых игрушках?— Вроде нет. Я...— Ну, что-то о приобретении новой игрушки...— Нет... Я...— Или о покупке новой игрушки... Или о поступлении новой игрушки...— О Боже! — воскликнул Карелла. — Пес! * * * С течением времени эта закусочная сменила много названий, а теперешний владелец окрестил ее «Вива Нельсон Мандела» сразу же после триумфального визита в этот город южно-африканского лидера. В тот вторничный вечер в забегаловке было полно народу. Бент поедал бифштекс по-деревенски с пюре, зеленым горошком и густо намасленными гренками, а Уэйд разделывался с жареным цыпленком, подкрепляя пиршество тоже обильно намазанным маслом хлебом. Вообще-то они пришли сюда не за тем, чтобы поесть, но каждый местный полицейский хорошо усвоил, что всегда следует перехватить кусок-другой, как только выдастся такая возможность. Кто его знает, из-за каких гадостей можно остаться голодным.Пришли они сюда, чтобы перемолвиться парой слов с шестнадцатилетней белой девицей по имени Долли Симмс.— Есть у старухи Долли расовые предрассудки, как ты думаешь? — спросил Уэйд.— Совсем никаких. Ее эта проблема не колышет, — сказал Бент. — Шляется с двумя черными нарко из-под Вашингтона. Крэк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93