Твое отсутствие может быть не правильно понято.
Харри пожал плечами.
— Моего отсутствия никто и не заметит.
— Я буду знать, что ты там. Мои друзья тоже. Ты должен присутствовать на похоронах. — Это звучало как приказ. — Вас должны видеть вместе.
— В последний раз.
— Но, возможно, этот раз окажется самым важным, — практично заметила мать.
— Теперь, когда он умер, ничто не помешает Марджери потребовать развода — и получить его.
— На каком основании? Разве не она тебя бросила?
Разве не она спала с кем попало по всем спальням во всей Европе?
— Ей не нужны основания, мама, — терпеливо объяснял Харри. — Ее деньги смогут купить все. Теперь она сделается невероятно богатой.
— Тогда заставь ее платить! — злобно прошипела мать. — Как тебе приходилось платить… Если ей нужен развод, пусть покупает его! — Она вздрогнула и снова перекрестилась. — Уж я-то знаю, в чем дело…
Эта женщина! Не я ли сгорала со стыда, когда мои знакомые пересказывали мне всякие сплетни… о том, что она вытворяет в своем венецианском доме… и этот безродный выскочка, которого она содержит, — вдвое моложе ее! — горячилась возмущенная мать. — Хотя чего и ждать от венецианцев! — В этой фразе сказалась вся неприязнь тосканцев к жителям Венеции. — А сама она, это ничтожество, чьей матери удалось выйти замуж за миллиардера. Упокой, Господи, его душу, — торопливо добавила она.
— Даже Господу Богу это не под силу — у Ричарда Темпеста не было души, — пробормотал Харри тихонько, чтобы не расслышала мать.
— Я пошлю цветы. Помнится, когда он приезжал, то всегда любовался вон теми желтыми розами… Я позабочусь об этом. А ты позаботься, чтобы вылететь как можно скорее. — Она поднялась со стула — маленькая, коренастая, туго затянутая в корсет. — Твоя жена в Венеции, было бы хорошо и правильно, если бы вы прилетели туда вместе — да и экономнее. Я позвоню Лауре ди Веккио; она тоже сейчас в Венеции и она всегда обо всем осведомлена.
— Мама!
Но она уже выходила из комнаты, спеша пустить машину в ход. Женщины! Даже когда он освободится от жены, при нем все равно останется — по всей видимости, навсегда — его матушка, не говоря уже о двух старших овдовевших сестрах. Все равно, подумал он. Кто может угадать, как Ричард Темпест распорядился своими деньгами? От него можно ждать чего угодно. Только вот от смерти ему не удалось откупиться. Харри улыбнулся. Затем, вопреки приказу матери, вернулся на свои виноградники. От них, по крайней мере, можно ожидать плодов.
В комнате Хелен было прохладно и полутемно. Тяжелые кремовые шторы ирландского льняного полотна с кружевной отделкой, с кистями насквозь пронизывали солнечные лучи, чуть слышно шумел кондиционер.
Серафина провела Дана, как будто он нуждался в лоцмане, через затененную гостиную, сквозь архипелаг стульев и кресел с обивкой цвета морской волны с золотыми искорками, и прежде чем постучать в массивные, украшенные великолепной резьбой и позолотой двустворчатые двери спальни и объявить о его приходе, обратилась к нему на местном наречии:
— Мистер Дан… — обсидиановые глаза остановили на нем колдовской взгляд, нижняя губа презрительно выпятилась. — Не расстраивайте ее ничем. Ей и так досталось.
Черномазая дрянь! — подумал Дан со злостью.
Слишком много на себя берет.
Хелей лежала в постели, а поскольку ей приходилось проводить много времени таким образом, постель была оборудована для жизни в ней. Поставленная на помост, с резьбой и позолотой — листья аканта и виноградные гроздья, — изделие Франции восемнадцатого века, кровать была снабжена ортопедическим матрацем. Она всегда напоминала Дану камелию; цвета густых сливок снаружи, внутри нежно-розовый шифоновый полог с бархатной каймою заглушал шум. Под пологом, складки которого ниспадали из кулачков четырех пухлых херувимов, откинувшись на пышные, отделанные кружевом шелковые подушки, полулежала Хелен в одном из своих чудных пеньюаров, на этот раз из атласа глубокого кремового цвета с шелковым кружевом. Ее переносной письменный стол стоял у нее на коленях, из радио, встроенного в спинку кровати рядом с телевизором, который можно было включать и выключать с помощью специального устройства, плыла тихая музыка. Прожектор на потолке, укрытый за херувимами, заливал Хелен розовым сиянием, что очень шло ей.
Когда Дан подошел ближе, Хелен сняла очки и подняла к нему лицо в ожидании ритуального поцелуя — и он поцеловал ее, как царствующую особу — сначала руку, затем обе щеки. Улыбка была милостивой, но чуть дрожала на губах.
— Дорогая Хелен… Как ты? — Он был нежен и полон сочувствия.
— Стараюсь держаться…
На свой манер, подумал он. Лежа. Только Хелен Темп ест может отвлечься от мыслей о смерти, продумывая церемонию похорон.
— Харви сказал мне, что ты планируешь, как организовать похороны Ричарда, — негромко произнес он. — Что ты надумала? Наверняка что-то соответствующее его положению.
— Островные похороны, — только и сказала в ответ Хелен.
Дан уставился на нее. Боже! Замечательно! Ну конечно!
— Гениальная мысль! — произнес он потрясение. — Вот это да! Островные похороны! Это то, что надо.
— Он был островитянином, — произнесла Хелен. — Нельзя быть островитянином, не родившись здесь.
Дан не подал вида, что ощутил ее невольное пренебрежение. Он-то родился во Франции, в Париже. Он — чужак.
— Хорошо, а весь остальной мир, кроме острова?
Ведь Ричард не просто был известен, он пользовался мировой Популярностью… Понадобятся приглашения…
Хелен нахмурилась.
— Никаких приглашений.
Ну просто принцесса, ощутившая горошину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155