Марджери как раз спускалась по лестнице, ухоженная, накрашенная, в кремовом брючном костюме от Сен-Лорана, в щегольской мужской шляпе на своей львиной гриве.
— Позволь шепнуть тебе на ушко, — Касс решительно отвела ее в сторону.
— Не думай, что, раз ты уезжаешь, тебе позволено нарушить договор. Скажи кому-нибудь хоть слово, тут же лишишься содержания.
Марджери выдернула руку.
— Я никогда не обременяю своих друзей рассказами о семье! — выпалила она.
— Конечно! И, как я вижу, у тебя нет ни того, ни другого.
Марджери возмутилась, а Касс сурово посмотрела в накрашенные глаза.
— Я пошутила. Но никому ни слова…
Марджери обрушилась на Касс:
— Что, сменила пластинку? Думаешь, я не вижу, что ты поешь с ее голоса? Иди, подлизывайся дальше!
Вздохнув под тяжелым взглядом Касс, она поспешила вниз.
— Не беспокойся! У меня есть занятия получше!
Касс стояла все там же, кусая ноготь большого пальца, когда к ней подошла Хелен.
— Касс… ты не видела Ньевес?
— Нет, а что случилось?
— Мозес сказал мне, что она сегодня утром отправилась на лодке в Нассау и до сих пор не вернулась. — Хелен была взволнованна. — Ньевес никогда не бывает в Нассау одна… к тому же она всегда говорит мне, куда собралась. — Она колебалась. — Но она очень настроена против Элизабет.
Касс отметила, что Хелен назвала только имя, но не подала виду. Иначе Хелен не станет делиться с ней своими тайнами.
— Вы подружились? — спросила она, криво улыбнувшись. Без всяких на то причин эта мысль огорчила ее.
— Ну… — Хелен снова заколебалась. — Я бы сказала… мы достигли некоторого взаимопонимания.
— Ей действительно понравился дом? — Теперь Касс припомнила, что рассказывала Хелен.
Хелен в раздумье покачала головой.
— Если бы речь шла о ком-то еще, а не о Элизабет Шеридан, я бы скорее сказала, что она влюбилась.
Касс чуть сдвинула брови. Это не вязалось с характером Элизабет, каким она его себе представляла.
— Она сказала мне — все, что хотите, все, в чем будете нуждаться.
Касс почувствовала себя задетой.
— Хотя почему бы и нет? — сказала она легко, обратясь к здравому смыслу. — Она вовсе не глупа, как ты знаешь. И понимает, что не сможет вести такой дом.
Хелен снова покачала головой.
— Мне кажется, она может делать все, что задумает.
Она могла бы руководить Организацией.
— Ну, тебе — твое дело, мне — мое, — заметила Касс. И, не удержавшись, добавила:
— Но ты ведь понимаешь, что наше преимущество в том, что мы умеем что-то делать. Я не поверю ни на минуту, что от нее может быть какой-то толк.
— Я понимаю, — сказала Хелен, несказанно удивив Касс. — Она не очень хороша с людьми, но она ценит красивые вещи, мастерство, изящество. — Она все покачивала головой, не решаясь поверить в свою удачу. — За ее невозмутимостью кроется многое, Касс. Я сегодня видела своими глазами. Знаешь, будто я отперла потайную дверку… и оттуда вышла Элизабет Шеридан, которую я не узнала. Теплая, и чувствующая, и…
— Человечная? — подсказала Касс.
Лицо Хелен посветлело.
— Да, именно. Внезапно ожившая.
Ожившей чувствовала себя и Ньевес. Она пребывала в волнении, предвкушая радостную встречу, хотя никак не могла перестать нервничать и чувствовать себя виноватой. Все оказалось необычайно просто. Она наняла лодочника, попросив его отвезти ее в Нассау, затем отослала обратно, сказав, что весь день собирается ходить по магазинам, а когда захочет вернуться — позвонит домой. Как только лодка скрылась из виду, Ньевес не мешкая отправилась в контору «Бритиш Аэрлайнз» и купила себе билет до Дублина (через Лондон, в один конец).
Она позаимствовала толстенькую пачку банкнот из ящика Хелен, где лежали деньги на хозяйство, и сейчас выбирала в расписании рейс подешевле. У нее был при себе паспорт и большие солнечные очки, которые она надела, покупая билет. Затем она прошла по Бей-стрит и купила себе сумку и немного белья, несколько футболок, толстый свитер и первые в жизни джинсы.
В туалете аэропорта Ньевес переоделась и, робея, вышла в зал ожидания. Уселась в кресло, спрятавшись за разворотом газеты, и стала ждать, когда объявят ее рейс. Она решила, что если ее станут искать, то, может быть, не обратят внимания на девочку-подростка, одетую, как все. Она рассталась со своим всегда аккуратным «хвостом», расчесала волосы и распустила их по плечам, позволив прядям упасть на лицо, как было принято в подростковой моде. Она также обзавелась большой соломенной шляпой, которая, в сочетании с очками, скрывала пол-лица. Замаскировавшись таким образом, она тем не менее то и дело заливалась краской и была убеждена, что все на нее смотрят. Когда же наконец она оказалась в группе пассажиров, шагавших к самолету, то, нагнув голову, постаралась затеряться среди них.
Ньевес должна была лететь туристическим классом, и это показалось ей захватывающе интересным, раньше она летала только частными самолетами, как правило, принадлежавшими Организации. В этот раз все было совершенно по-другому — теснота кругом, и вдобавок высокая толстая дама, едва умещавшаяся на сиденье, оказалась ее соседкой.
Едва самолет взмыл в воздух, дама принялась за вязание. Ньевес со страхом ждала, что та захочет скоротать время за беседой, но потом заметила, что дама вывязывает характерный немецкий узор, а по ее разговору со стюардессой поняла, что дама слабо владеет английским. С облегчением Ньевес устроилась поудобнее на сиденье и заснула.
Когда она прилетела в Дублин, было холодно и шел дождь. Она натянула свитер и принялась искать такси.
Шофер оглядел ее с головы до ног. Джинсы, распущенные по плечам волосы, отсутствие багажа не вязались с ее речью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155