Касс обдумывала услышанное. Завещание. Банк. Лондон.
— Значит, не ты его составлял? — в ее голосе слышалось удивление.
— Нет. — И он продолжал, отвечая на непрозвучавший вопрос:
— Ричард сам. И оставил завещание у Ховарда Уотса до тех пор, пока оно… не понадобится.
Касс прикурила очередную сигарету от предыдущей, загасила в пепельнице окурок, напряженно размышляя.
— Почему же он сделал это сам? — удивлялась Касс. — Сам написал завещание, не сказав никому ни слова, и отдал его на хранение в банк.
— Запечатанным.
Их взгляды встретились снова.
— Что-то мне это не нравится, — произнесла наконец Касс.
— Не нам рассуждать, почему… — пожал плечами Харви.
— Наверное, причины были… можно побиться об заклад на последний доллар, что были. Он ничего не делал просто так.
— Именно поэтому я и еду. Чтобы выяснить.
Касс покачала головой.
— Неприятности… Я предчувствую…
— Как всегда, — сухо заметил Харви.
— И всегда оказываюсь права! Не знаю, откуда у меня берутся эти предчувствия, но я им верю! И сейчас тоже — нас ждет что-то неожиданное и неприятное, Харви… помяни мои слова.
— Да, родители не ошиблись, назвав тебя Кассандрой, — уколол ее Харви. — Ее предсказания тоже все сбывались…
Стук в дверь оповестил о новых телеграммах.
— Боже мой, — простонала Касс. Взгляд ее упал на лежавшую сверху. — Не может быть… только этого нам не хватало. — Она подала телеграмму Харви.
МАДАМ В ШОКОВОМ СОСТОЯНИИ ПОСЛЕ ВАШЕЙ ТЕЛЕГРАММЫ. ОНА В БОЛЬНИЦЕ. ЧТО ДЕЛАТЬ? ЯНА.
— Сидней… — Харви прикусил губу. — Это территория Роберта Арнолда. Он надежный человек. Позвони ему и попроси быстро выяснить; у Матти, может быть, что-то серьезное, а может быть, и нет… чем скорее мы будем знать, тем лучше; если мы без Матти устроим похороны Ричарда, она нас никогда не простит.
Касс уже держала в руке телефонную трубку. Живо обрисовав ситуацию, она отдавала распоряжения.
— Держите связь со мной… Если она сможет, пусть летит самолетом Организации вместе с остальными людьми из австралийского отделения; если нет — мы пришлем за ней специальный самолет, — но что бы с ней ни происходило, сообщайте мне немедленно, понятно? Хорошо… Я жду вашего звонка.
Харви слушал, чуть улыбаясь. Касс в своей стихии, отдает распоряжения. Он не чувствовал угрызений, что оставляет ее за командира. Она и так всегда командует.
Когда он ушел, Касс снова взялась за телеграммы, но вскоре услышала знакомый голос. А вот и мы, подумала она, и тут распахнулась дверь комнаты и торжественно появилась Марджери в сильно декольтированном и умопомрачительно дорогом платье. Простое черное платье с наброшенной сверху эффектной накидкой, шляпа с большими полями, затеняющими лицо. Глаза Марджери горели, излучая радость. Деликатность никогда не была ей свойственна.
Касс откинулась в кресле, снова сдвинула на лоб очки, брови ее приподнялись.
— Боже! — воскликнула она. — Ты в таком виде собралась на похороны — или куда-нибудь еще?
Ричарда Темпеста хоронили, по островной традиции, ночью; обычай возник больше полутора веков назад, когда во время эпидемии желтой лихорадки едва не погибло все население острова, умерших полагалось хоронить в ту же ночь. Необходимость превратилась в обычай.
Похороны Темпестов отличались торжественностью и пышностью. Прежде всего семья усопшего в сопровождении факельной процессии направлялась в фамильную церковь святого Иоанна Богослова, в пятистах ярдах от дома, выстроенную в 1820 году Джонатаном Темпестом. Там отслуживали краткий благодарственный молебен, поскольку на острове смерть воспринималась не столько как горе, сколько как праздник, и возносили благодарность за всю прожитую жизнь. Затем гроб помещали на утопающую в цветах тележку, и процессия двигалась к семейному кладбищу на склоне холма, где читали Библию и пели псалмы, после чего семью сопровождали в дом с факелами и пением.
Так было и с Ричардом Темпестом. Как только пробило девять, массивные двери Мальборо распахнулись, и появилась Хелен в сопровождении семьи и специально нанятых плакальщиц. Хелен, островитянка, шла, одетая, как одеваются на острове: длинная ситцевая юбка ярких цветов и снежно-белая блузка со складочками и вырезом под горло; все остальные женщины были одеты так же. В свете факелов процессия переливалась красками: белый, золотой, зеленый, фиолетовый; накидки на волосах женщин сияли белизною. Одежда мужчин состояла из белых брюк и разноцветных рубашек. Черный цвет отсутствовал.
С Марджери случилась истерика, когда она узнала, что Ричарда собираются хоронить по местным обычаям.
Ее тщательно выбранное платье никто не увидит! Но, поразмыслив, она решила, что и так произведет впечатление: островной наряд ей шили в Париже, юбка переливалась радугой, как бензиновое пятно на мокром асфальте, а блузку украшали валенсианские кружева. На Касс, как обычно, все сидело мешком; белейшая батистовая блузка подчеркивала юность и чистоту Ньевес.
Матти, прибывшая на остров накануне ночью, шагала, как зомби, в оцепенении, Яна помогла ей одеться, но языческая яркость наряда лишь подчеркивала боль и страдание, написанные на ее лице, придавала ей вид разряженного трупа. Пылающие волосы обрамляли бледное лицо, огромные фиалковые глаза были обведены темными кругами.
Дейвид, которого Дану удалось протрезвить ледяным душем, шел, пошатываясь, рядом с Хелен; Дан, безукоризненно элегантный, в очередном шедевре от Дживса и Хокса, шел с другой стороны. Харви следовал за ними. Харри вел под руку жену.
Процессия, подобно Красному морю, расступилась, пропустив в центр семью и приглашенных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155