Неудивительно, что Ричард Темпест прибрал к рукам весь мир. «И меня, смышленого еврейского парнишку из Бронкса», — подумал он в замешательстве.
В четверг раздался звонок от Касс ван Доорен. Не сможет ли он на уик-энд прокатиться в Темпест-Кей?
Она извинилась, что не предупредила заранее… Но он сразу понял: это еще одна проверка.
— Леди, — сказал он любезно, но серьезно, — чтобы заполучить эту работу, я готов прокатиться даже на вас…
Взрыв смеха в телефонной трубке сказал ему, что удача ему не изменяет.
Но, оказавшись на острове, он засомневался: неужели он, Луис Бастедо, и вправду такой везучий? Его поразила не райская атмосфера, не великолепный климат, не тропические красоты, а новая сверкающая белоснежная больница, оснащенная не только не хуже, но лучше любой крупной клиники. Ричард Темпест не посчитался с расходами. Как сказал он сам, промышленность на острове быстро развивалась. Для консервной фабрики, завода по опреснению воды, электростанции и новой школы нужны были люди, которые могут заболеть, нуждаться в медицинской помощи и даже госпитализации. И все это совершенно бесплатно. Луису предоставили право самому набирать персонал, и он не только из политических соображений предложил, чтобы не менее половины служащих были местными жителями. Когда Ричард Темпест, улыбнувшись, мгновенно согласился, Луис почувствовал, что удача по-прежнему ему сопутствует.
А очутившись в Мальборо, он окончательно убедился, что Кто-то Там Наверху действительно к нему благоволит. Он полагал, что музей Фрика — истинное сокровище, но этот дом был Тиффани и Хэри Уинстон и Ван-Клиф и Арпелз, вместе взятые… А когда его представили роскошной блондинке, которая за обедом то и дело прижималась к нему своей ножкой, а после обеда дала недвусмысленно понять, что она не прочь взглянуть на его собственные сокровища, он пришел в такое замешательство, что лишь глубокой ночью, с трудом переводя дух в ее необъятной, застеленной шелковыми простынями кровати, он извиняющимся тоном решился спросить: «Простите, как все же ваше имя?»
Теперь, семнадцать лет спустя, он устало сидел за столом в чистом кафетерии рядом с операционной, где кофе всегда был горячим и крепким, и размышлял о том, что с тех пор ее имя несколько раз менялось. Но и он менялся тоже. Как и его больница. Благодаря его неусыпным заботам она расширилась, приобрела прекрасную репутацию, от желающих поступить сюда работать не было отбоя, и удовлетворяй он все заявления о приеме, врачей и сестер здесь было бы гораздо больше, чем пациентов. Старшую сестру он переманил из Колумбийского медицинского центра, старшая санитарка стажировалась в знаменитой лондонской больнице св. Фомы. У него были потрясающие интерны, и лучшие девушки острова учились на сестер у его колумбийского сокровища. В общем, его судьба и впрямь оказалась дорогой в рай, но в этом раю, как это и положено, водились змеи. Очень скоро Луис узнал, что сказочная жизнь Темпестов в их волшебном замке была одной из страшных сказок братьев Гримм.
Кажется, прошлой ночью он помешал досказать до конца еще одну такую сказку. Тело Хелен Темпест одеревенело, припадок истерии затянул пеленой ее глаза и сделал каменными ее мышцы. Луис впрыснул ей содиум пентатол и провел возле нее почти всю ночь, осторожно извлекая из ее сознания то, что мучило ее все эти годы, и тщательно ведя записи, которые он потом запер в ящик с надписью ХЕЛЕН ТЕМПЕСТ.
Затем он отправился спать, но заснуть ему не удалось. После всего услышанного о сне не могло быть и речи. Когда он увидел, как Дэв Локлин входит в больницу, пересекает вестибюль, озабоченно ищет его глазами и, улыбнувшись с облегчением, кидается к нему, он понял: на острове началась эпидемия.
— Что тебя привело? — спросил он.
Элизабет проснулась бодрой и отдохнувшей. Она с удовольствием потянулась, но тут в ее памяти, заслонив собой все остальное, всплыли события прошлой ночи.
Она уселась на кровати, чувствуя внезапно нахлынувшую дурноту. Кольцо… портрет… злорадный голос Дана Годфри. Все это промчалось у нее в голове, словно прокрученная слишком быстро пленка: мелькали кадры, звучали писклявые голоса, пока не слились в один пронзительный визг.
«Что же мне делать? — подумала она, глядя на свои дрожащие руки. — Думай… думай….» — приказала она себе, кусая пальцы, сжимая и разжимая ладони, не в силах сосредоточиться.
Испуганная и растерянная, она сидела на кровати, когда дверь отворилась и вошел Дэв Локлин.
— Доброе утро, — сказал он. — Как ты?
Он ласково улыбался, голубые глаза смотрели с участием.
— Значит, это правда, — глухо сказала Элизабет. — То, что случилось прошлой ночью…
— Да.
— Какой кошмар, — она спрятала лицо в ладони.
— Не бойся, — сказал он, садясь рядом с ней и обнимая ее. — Я с тобой.
Она дрожала, хотя ее тело было теплым со сна. Лед начал таять…
Они сидели и молчали. Элизабет, вне всякого сомнения, была в состоянии шока: не знала, что сказать, просто не могла говорить. Когда Лоретта вошла с подносом кофе, то прежде, чем поставить его на стол, она бросила на них из-под опущенных ресниц удивленный взгляд.
Дэв налил черный горячий кофе в чашку и положил туда побольше сахару.
— Пей.
Она послушно проглотила то, что он ей дал, хотя никогда не клала себе в кофе сахар. Потом опять легла, устремив глаза в потолок. Но это были уже не мертвые стекляшки, как прошлой ночью, ее глаза, хотя и неподвижные, сделались живыми. В них, словно в зеркале, отражались все ее чувства. «Да, — радостно подумал он, — лед начал таять…»
Нужно было поднять ее с постели.
— Как насчет душа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155