— Я видела только Харви и графа. Мисс Арден еще не спускалась, Хелен занимается своими цветами.
— А другие?
— Кажется, катаются на яхте.
И нечего беспокоиться, шепнул Касс внутренний голос. Она почувствовала, что ее сердце подпрыгнуло от радости.
— Конечно. Вернувшись, Дэв первым делом выходит на «Пинте» в море.
От ее мрачного настроения не осталось и следа. Солнечный свет вдруг стал обычного, а не ядовито-желтого цвета. Он катается на яхте! Без Элизабет! Вот видишь, пожурила она себя, ты не все видишь и не все знаешь.
— В таком случае, — радостно проговорила она, — почему мы тоже не веселимся? Как-никак уик-энд.
— Я рассчитывала, что мы будем работать. Как всегда.
Как всегда! Значит, ничего не случилось. Касс воспарила над землей.
— Хорошо… как хочешь. Но сначала я позавтракаю.
— Тогда встретимся в конторе. Через полчаса.
Идет?
— Прекрасно, — согласилась Касс. На сердце у нее стало совсем легко. — Прекрасно.
И когда они начали работать, Касс увидела, что внимание Элизабет, как обычно, полностью сосредоточено на работе. Дэву Локлину не удалось ее отвлечь. Несомненно, она не на шутку взялась за дело, с удовлетворением думала Касс. И вдруг, посмотрев на часы, удивленно воскликнула:
— Уже час! Как быстро бежит время?
За обедом не было ни Дэва, ни Дейвида, ни Ньевес.
Хелен сообщила, что они вышли из дома около восьми и взяли с собой корзину для пикников.
— Обещали вернуться к ужину.
Вот видишь, опять упрекнула себя Касс. Если он может исчезнуть на целый день, а ей дела нет… Это музыка, сказала она самой себе. Музыка, и очарование ночи, и Матти… и мое воспаленное воображение.
Касс совсем успокоилась и на радостях решила устроить себе сиесту. Теперь, зная, что Дэв вне пределов досягаемости, она не боялась оставить Элизабет.
— Что ты собираешься делать до ужина? — благодушно спросила она.
— Что-нибудь придумаю. Может быть, поплаваю.
— Будьте осторожны с солнцем, — озабоченно посоветовала Хелен. — У меня есть замечательный крем.
Я вам дам. Намажетесь как следует — у вас такая нежная кожа.
Около шести вечера, оставив Дэва и Ньевес на «Пинте», Дейвид шел по пляжу. Они так рано вернулись, потому что, когда они поменяли галс при внезапном порыве пассата, треснул гик. Дейвид заметил что-то впереди и, подойдя поближе, понял, что это Элизабет Шеридан. Она лежала на спине, прикрыв глаза от солнца одной рукой и мягко вытянув вдоль тела другую.
На ней был шелковистый купальник, черный цвет которого подчеркивал атласный блеск намазанной кремом кожи. По-видимому, она спала, не ведая о том, что идет прилив — подкрадывается по песку в стремлении коснуться длинных узких ступней. Ее длинные узкие ступни лежали теперь всего в нескольких дюймах от воды.
Дейвид неподвижно стоял и разглядывал ее.
Тело Элизабет, которое угадывалось под тонкой тканью рубашки или под шелком платья, не раз привлекало его взгляд, но он всегда воспринимал его абстрактно, как произведение искусства. Теперь, когда на ней был лишь обтягивающий купальник, он видел его по-новому. Оно было великолепно. Полные округлые бедра, плотные ноги, плавно сужавшиеся к колену, грудь больше и выше, чем ему представлялось, щедро позолоченная солнцем кожа.
В том, как она лежала, было что-то языческое, чуждое ее твердому характеру, самоконтролю. Казалось, что она в изнеможении бросилась на песок после какой-то бурной деятельности — например, акта любви.
Он ощутил волну чувственности, сладострастия — того, что до сих пор она никогда не пробуждала в нем.
Он не мог оторвать от нее глаз, не в силах ни разбудить ее, ни оставить под палящим солнцем. Купальник на вид казался сухим — значит, она здесь уже довольно давно. Если она не сдвинется с места, то скоро окажется в воде. Но он только стоял и смотрел. В голове проносился вихрь вольных мыслей, возбуждающих образов.
Он в первый раз осознал ее сексуальность и пожирал взглядом это тело, ощущая внезапное и острое возбуждение.
Вдруг она убрала руку с лица и устремила на него ясный холодный взгляд. Он понял, что она не спала, и почувствовал себя виноватым, как будто его поймали на чем-то недозволенном.
— Идет прилив, — хрипло произнес он. — Вы промокнете.
Она села, откинула назад волосы. Это движение вызвало в нем еще большее возбуждение.
— Как плавалось? — спросила Элизабет.
— Неплохо, пока не сломался гик. Мы поэтому так рано и вернулись.
— «Пинта». Так назывался один из кораблей Колумба, правильно?
— Да. Это означает «раскрашенный». Видите — она красная, но без всяких политических намеков.
Она потянулась к платью, лежавшему рядом, достала из кармана расческу и несколько шпилек, которые держала в крепких белых зубах, пока зачесывала наверх волосы.
— В нем ведь есть испанская кровь?
— По материнской линии. Отец ирландец. Дэв родился в Галуэе.
— Он один из ваших близких друзей?
— Самый близкий. Откуда это любопытство?
Он опустился на песок рядом с ней и сел, согнув колени, чтобы скрыть эрекцию.
— Ваш друг вызывает у людей самые разные чувства — от любопытства до похоти.
У Дейвида отвисла челюсть. Он никогда в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь употреблял это слово. Но это было вполне в ее духе. Все, связанное с сексом, она свела к одному слову.
— Вы им восхищаетесь, правда? — спросила вдруг Элизабет.
Он пожал плечами, как будто в чем-то оправдываясь.
— Не думал, что это так бросается в глаза.
— Как алая буква.
Она произнесла это таким тоном, что Дейвид покраснел.
— И какая же это буква? — грубо сказал он. — Н — «неудача» или К — «компромисс»?
— Уж во всяком случае, не У — «успех».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155