А что ударил он, по халату было видать, как печати поставил. Халат па ней свежий был, только надела.
— Хельге Тыниссаар, из-за чего возник конфликт? Что мы мужу сказали?
— Это дело личное! — отрубила доярка.
Драка произошла в общественном месте, так что дело по далеко не личное,— пояснил строитель.
Я не желаю об этом говорить!
Это важно для установления истины,— продолжал агроном.
Что же, для установления истины переворошить | « и? обратилась Хельге Тыниссаар к суду.— Всю личную ЖИЗНЬ?
Не всю. Но истина неизбежно причинит кому-то боль, уж ничего о поделаешь. Мы собрались тут не для того, чтобы кому то больно сделать, а чтобы дело поправить,— пояснил Йоханнес.— И если вы желаете все предать забвению и помириться, тем лучше.
Он подумал немного, полистал бумаги.
— Я поочередно буду спрашивать, кто согласен помириться и забрать назад свое заявление. Примирение в таком случае должно быть чистосердечное, примириться должны все, иначе пользы никакой не будет. Итак, по алфавиту. Блау Туули!
В третьем ряду поднялась большеглазая застенчивая девушка и, зардевшись, оглянулась кругом, ища поддержки.
— Согласны мириться?
— Нет...
— Возьмете назад заявление?
— Если другие не возьмут...
— А вы возьмете?
Девушка оглянулась на сидевшую рядом Сильви Хариметс, сухощавую длиннолицую женщину.
— Нет...
— Ваше решение твердое?
— Как камень! — неожиданно для самой себя выпалила девушка.
— Сильви Хариметс, вы согласны мириться?
— Нет. Если Тыниссаары останутся в коровнике, никакого мира не будет. И нечего тут торговаться.
— Заявление возьмете назад?
— Нет,— поджав губы, ответила доярка.
— Вам-то хорошо, рядом живете, камнем добросишь.
— Верно, живу недалеко. Но я лучше на пенсию уйду, чем в таких условиях работать. Возраст пенсионный, даже с хвостиком. Не позволю я, чтобы меня там били да облаивали!
— Это ваше последнее слово?
— Да.
— А если состав доярок изменится, тоже уйдете на пенсию?
— Тогда еще подумаю.
— Спасибо. Садитесь. Ийви Сярак, а вы как?
— С таким положением примириться не могу.
— Заявление об уходе заберете назад?
— Если положение не изменится, не заберу.
— Вы хорошо подумали?
— Очень хорошо. Я и ходить-то туда уже боюсь.
— Зоотехник защитит,— высказался строитель.
— Да где там их защитишь? — ответил великан из первого ряда.— Работать-то тоже надо, не могу же я все время над
ними стоять. Если дальше так пойдет, хоть курсы по каратэ открывай.
— Вы согласны помириться?
— Нет, не согласен. Но заявление об уходе я не подавал.
— Майре Мартин! — продолжал Йоханнес.
— Я ни с кем не ссорилась, мне и мириться не надо,— спокойно ответила чернявая доярка.— От добра добра не ищут. Я остаюсь!
— Не загадывай, еще не вечер! — злобно сверкнув на нее глазами, выкрикнула Тыниссаар.
— А вы, Хельге Тыниссаар, согласны помириться с товарищами по работе?
В зале повисла напряженная тишина.
— Помириться? — повторила та, будто не веря услышанному.— Да как же можно мириться с несправедливостью? Ни за что! Меня тут ославили, с умыслом причем, а теперь хотите, чтоб я на мировую пошла. Да как же это возможно? Я прошу передать дело в конфликтную комиссию, пускай там разберутся, если суд этот разобраться не может.
— Мы можем обратиться в профсоюзный комитет с просьбой образовать конфликтную комиссию и все это дело расследовать заново, — терпеливо стал объяснять Йоханнес.— Однако вариантов разрешения данного конфликта не так уж и много. Примирение, перевод на другую ферму, перевод на другую работу, в крайнем случае — увольнение. Нельзя же в самом деле воевать до бесконечности.
В тишине было слышно, как скрипит перо секретаря.
— Так что же делать будем?.. Имеет ли Хельге Тыниссаар или другие что-нибудь против состава суда? Может быть, кто считает, что суд некомпетентен? Или личные какие причины? Кто хочет сказать, бросайте камень сейчас, потом поздно будет.
Народ молчал.
— О примирении и говорить нечего, — сказала наконец Сильви Хариметс.— Разве Хельге одна виновата... Надрываешься, работаешь, а тебя же и бьют... За что? Это дело давно бы в суд передать, да нет, никому неохота, все больно покладистые. Но теперь — всё, сыты по горло.
— А Калью Тыниссаар здесь? — спросил агроном.
— Не явился,— со значением ответил Руут Амбос.
Йоханнес повернулся к секретарю:
— Девушка, у вас ноги скорые, слетайте за ним. Айгар у агрономов сидит, машина на улице, доставьте его сюда.
— А если не пойдет?
— Скажите, не пойдет, ему же хуже будет.
— А если пьяный он?
— Ну, совсем трезвым он никогда не бывает. Доставьте сюда, суд решит, в состоянии он отвечать за свои поступки или нет.
— А нельзя без него как-нибудь? Я очень прошу! — неожиданно для всех обратилась к суду Хельге Тыниссаар.
— Нельзя. Да вы ведь сами сказали, он вас лопатой ударил.
— Я не говорила. Это бригадир.
— Хорошо. Но ведь ударил?
— Не бил он меня вовсе. Так, попугал.
Йоханнес усмехнулся:
— Что же вы хотите, чтоб он вас со всей силы огрел? Или вовсе убил?
— Он и раньше меня бил. Ничего, пройдет.
— Вот видите! Тем более. Ничего не поделаешь, пускай ответ держит за свои геройства.
— Да ведь несчастный он человек, если поглядеть,— не унималась доярка.
— С чего бы это ему несчастным быть? — вмешалась угрюмая Эльфрида Аганик.— Если муж на жену руку подымет, не несчастный он, а скотина скотиной. Давайте уж скажем, как есть на самом деле.
— Оттого и несчастный, что скотина,— сказал агроном.
— Не руку он поднял, он лопатой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48