я оставила мой остров и жила беспрестанно с нею в сем замке; чтоб учинить состояние Миланы сноснее, превратила я всех подданных ее в таких же невидимых, как и она сама; для того, впрочем, сносила бы она беспрестанные досады, призывая людей, кои бы, не видя ее, пугаясь ее голоса, от нее убегали; я всех их удалила в другие селения, где, открыв им о их состоянии, приуготовила всех, как им между собою обходиться и отправлять общественные труды, запретя притом без дозволения моего не вступать ни ногою в те места, где будет княжна их, что и соблюдали они до сего дня. Между тем, оставляя иногда княжну, не пропускала я искать мужчины, способного разрушить очарование и достойного владеть ею. Выбор мой пал на вас, любезный Громобой. Примечая все ваши действия, узнала я нежность вашего сердца, ваш разум, ваши добродетели и геройскую смелость. С того времени сберегала я вас от многих опасностей, в кои отважность ваша и любовь к славе подвергала вас в войнах с римлянами и греками. В последнее поражение, кое учинил нечаянно вероломный певцинский князь Курес, напав на возвращающихся вас в свое отечество, причем погиб благодетель ваш и государь Святослав Игоревич, я защитила тебя, Громобой, от неминуемой смерти... Вспомнишь ли, когда переломилась в руках твоих сабля; кто, думаешь, подал тебе новое оружие, коим ты удержал поражение остальных войск и привел оные в Киев? В воинском жару ты сего не приметил и думал, что получил от твоего оруженосца, который тогда был уже убит; вместо того я была то.
Громобой остановил повествование, чтоб принести волшебнице благодарность за сие благодеяние, но оная говорила:
— Вы обязаны за то своей Милане, ибо для нее вы сбережены мною.
Громобой поцеловал свою супругу, а Добрада продолжала:
— Готовя вас к моему намерению, вложила я в вас таинственно омерзение к войне и к светской жизни, советовала, присутствуя невидимо при ваших рассуждениях, оставить службу и, невзирая на цветущие ваши лета, удалиться в сии клязмские дальние ваши деревни. Вы повиновались мне, и с того времени начала я трудиться совершить ваше счастье. Время казалось мне к тому удобно, ибо сердце ваше, упражнявшееся дотоле в одной лишь храбрости, готовилось дать дань природе: оно уже чувствовало, что в праздности и уединении должно оно любить. Сия причина наполнила дни ваши скукою и отвращением к обыкновенным вашим упражнениям. Ни прогулки, ни прелести неукрашенной природы, коими вы дотоле восхищались, не могли удовлетворить желаниям нашего сердца, желающего любить. Но как определение судеб, конечно, участвует в браках, то вы не могли полюбить, кроме Миланы, и для того искали того, чего сами не ведали.
Надлежит теперь обратиться к Милане. Она, с своей стороны, ожидала избавления своего в счастливых дарованиях своего любовника; оный тем меньше казался ей возможным в естестве, чем страннее были требования чародейского талисмана. Мне следовало узнать, согласен ли выбор мой с желаниями ее сердца и найдут ли глаза ее в твоих те на нее действия, коих я ожидала. На сей конец говорила я ей:
— Любезная дочь! Ты знаешь, какое приемлю я участие в судьбе твоей: мне хочется сыскать тебе освободителя, который бы составил благополучие твоих дней предыдущих. Я не пропускала во всех частях света выбирать способнейшего к разрушению твоего очарования и достойнейшего владеть тобою, но по сих пор не была счастлива. Ныне уведала я, что приехал в здешние края обитать бывший военачальник Святослава, великого князя русского,— Громобой он называется. Я его видела, но хочу, чтоб и ты посмотрела его и сказала мне, годится ли он в твои избавители. Мы можем видеть его всякий день, потому что он имеет дом очень отсюда близко и обыкновенно под вечер прогуливается в рощицах на сей стороне реки Клязьмы. Хочешь ли, ныне же начнем мы опыт?
Милана застыдилась от сего предложения, ибо на одну меня только не действовало ее очарование, и я могла ее видеть явственно; однако ж Милана согласилась прогуляться вне своего владения. Я перенесла ее к вашему дому; мы целый день ходили по вашим следам; я видела, с каким прилежанием рассматривала она и малейшие ваши движения. На вопрос мой, каков тебе кажется Громобой, ответствовала она с великим смятением и закрасневши, хотя равнодушно, но я знала, что произвели вы в ее сердце. Мне за лучшее казалось оставить ей свободу плениться вами совершенно, и для того дала ей кольцо, сказав:
— Дочь моя! Я должна отлучиться на несколько по моему званию; между тем хочу, чтоб вы лучше рассмотрели Громобоя, и для того позволяю вам видеть его, когда вы захотите; сие кольцо будет служить к тому, и, положа оное в рот, вы очутитесь в мгновение ока там, где желаете. По возвращении моем я должна узнать от вас, надлежит ли мне подкреплять его к разрушению талисмана, ибо я никогда не начну сего, не услышав от вас, что Громобой вам мил.
Выговорив сие, простилась я с ней под видом моего отъезда и тайно примечала все ее действия.
— Ты, любезная дочь, теперь уже на меня не осердишься,— продолжала Добрада, взглянув на Милан} когда я открываю твоему супругу то, что ты, может быть, потаила бы до утра. Я знаю сердца женщин, они неохотно открывают слабости свои мужчинам и жестоко наказывают тех дерзновенных, кои осмеливаются сказать, сто оное приметили они хотят казать, что равнодушно сносят, когда в них влюбляются, и снисхождение, они оказывают своим почитателям, не должно считаться как только за особливую милость, а не за тот вихрь, который их влечет к достоинствам мужчины
Милана рассмеялась, и Громобой не мог удержаться, чтоб не принесть пламенную жертву ее толь прелестно смеющимся губам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73