Подданные мои делали несколько удачных вылазок, но наконец были прогнаны, и в следующую ночь город взяли приступом. Узнав о сем, старалась я спастись бегством, хотя и не ведала, куда обратиться, но как все бежали, то бежала и я. Мне досталось пробраться за город, однако я попалась в руки Светану, который, как надобно думать, примечал следы мои и давал мне свободу поудалиться затем только, чтоб удобнее мог похитить меня; он схватил меня, посадил пред собою на лошадь и поскакал. Ужас мой был неизобразим, когда я попалась во власть неприятелю, злейшему всех певцинов. На рассвете встретились мы с Дуберзаем. Светан весьма огорчился сею нудачею и, отчаиваясь обмануть князя певцинского, притворился радующимся и вручил меня врагу, равно для меня опасному; он советовал ему удалиться, насказав Ду-берзаю, что войска ятвяжские пришли на помощь к столице и осадили овладевших оною певцинов. Дуберзай принял сей совет охотно и последовал за Светаном, который взялся проводить его в безопасное место с его добычею. Из разговоров их уразумела я, что Дуберзай был разбит от войск наших и только самдесят пробирался к главным своим войскам. В проезде нашем чрез одну долину напал на моих хищников незнакомый богатырь и принудил их остановиться. Но Светан и Дуберзай, оставя прочих драться, удалились со мною. Светан нарочно поспешал и привел совместника своего на сию поляну, где он, сошед с коня, говорил к князю певцинскому:
— Теперь время мне тебе открыться. Не думай, Дуберзай, чтоб в твою только угодность поверг я мое отечество в кровопролитную войну; нет, я употребил тебя только орудием к моим выгодам; я ожидал, что мне удастся обмануть тебя и посреди смятения военного увезти мою царевну, в кою я сам влюблен до крайности. Мне удалось было, но ты встрелся со мною и принудил меня притвориться в ожидании способного времени к вторичному тебя обману; однако счастие избавляет меня от такового ожидания: мы одни, и оружие докажет, кому из нас надлежит владеть Любаною.
Дуберзай рассвирепел, как лев, от слов сих, он обнажил меч и готовился напасть на своего врага, но сей остановил его, представя ему, что должно наперед привязать цену их сражения, чтоб оная не могла бегством учинить тщетным торжество победителя. Каждый надеялся остаться оным, и они совокупными силами привязали меня к дереву. Потом начали битву, кою вы, храбрый незнакомец, остановили и решили к моему счастию. Небо, наказующее злодеяния, употребило руку вашу во отмшение свое и избавило меня от таковых врагов, коих и мертвые трупы еще для меня ужасны. Теперь вы видите,— продолжала царевна ятвяжская,— что я не могу назначить вам, что должно вам предприять со мною, кроме предаться под защиту вашего великодушия; лишенная родителей, отечества и престола несчастная Любана вверяет себя одним вашим добродетелям.
Сие произнесла она толь трогающим выражением, что сердце мое, уже покоренное ее совершенствами, принудило меня пролить слезы.
— Ах, прекрасная царевна! — возопил я, став пред нею на колена.— Ежели б только жизнь моя могла переменить ваши несчастия, не отрекся бы я оною вам жертвовать. Но ничто уже не возвратит вам родителей ваших. Что ж лежит до престола вашего, Тарбелс, сын и наследник сильного князя обров, клянется вам, что погибнет или возложит на вас ту корону, кою похитил изменнически певцинский князь; но какой бы успех ни был из сего моего обещания, я уверяю вас, прекраснейшая царевна, что вы ничего не потеряете: в Тарбелсе найдете вы вернейшего своего слугу, равно как и в обрах покорливых подданных, ибо я уступлю вам все мое право.
Любана пресекла мои слова, взирая на меня со смущением; она, поднимая меня с земли, повторяла свою благодарность за мое о ней попечение и тем дала мне время опомниться, что я наговорил ей для первого случая с излишеством. Я переменил голос и начал предлагать ей об опасности долее медлить в месте, наполненном ее врагами, и советовал ей надеть латы убитого певцинского князя, чтоб, скрыв пол свой, безопаснее могла она продолжать путь ко удалению от своего отечества. Любана согласилась на сие; она надела броню, я подвел ей коня, коего поймал из двух надлежавших Дуберзаю и Светану, и Любана села на оного с удивительною и не ожидаемою мною проворностию; мы поскакали.
Дорога, кою мы избрали, вела вон из земли ятвяжской, и на четвертый день были мы безопасны от певцинов, ибо вступили в области надлежащие великому князю русскому. Шествуя, рассказал я моей царевне о причине, ведущей меня к боговещалищу Бужанскому, и просил ее согласиться и позволить мне проводить ее туда, в рассуждении того, что отставшие от меня Мирослав и Слотан, не могши ожидать, чтоб был я в столице ятвяжской по причине завоевания оной певцинами, и зная, что я, конечно, буду в области дулебов, не преминут туда приехать.
Любана не прекословила мне, но и сама получила желание вопросить Золотую Бабу о будущей судьбе своей. Она от часу получала более ко мне доверенности и почивала гораздо спокойнее, нежели в первые ночи. Понеже хотя и имела она причину считать меня человеком честным, но не могла забыть, что страж прикрытого латами ее пола — молодой мужчина. Однако как несчастный к приемлющему в несчастиях его участие скоро начинает чувствовать дружество и сие дружество в людях разного пола обращается в страстнейшую любовь, то оная не умедлила воспылать в сердцах наших, уверить нас, что мы созданы друг для друга, и довести нас к признанию. Мы клялись взаимно вечною верностию и уговорились вступить в брак, коль скоро достигнем в область моего родителя.
Во весь путь до области дулебов не встрелось с нами ничего, примечания достойного, и путь сей как ни был продолжителен, но не нашлось таковых промежек, в кои бы мы не имели что-нибудь говорить друг другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73