— Да погибнет мучитель и да здравствует Мирослав! Я очень удален был воспользоваться свободою моею
чрез предательство; я ожидал найти оную в невинности моей и в моем усердии к отечеству и монарху, почему просил у мятежников молчания и, полученное, предложил им убедительнейшее средство. Я не позабыл им выразить все злые следствия бунта, раздоры, междоусобные брани, неминуемо идущие за свержением своего государя, и самую гибель отечества, родящуюся от сей мнимой пользы, для коей они вооружаются; возбудя ж в народе уважение к речам моим, отрекся я быть участником его преступления и хотел возвратиться в мою темницу. Тогда я услышал тихий звук переговоров и вскоре за тем всех бросающих оружие и повергающихся предо мною на колена с просьбою, что они раскаиваются и чтоб я только исходатайствовал им пощаду. Не можно мне было отказаться от случая, в коем мог оказать я Буиславу новый опыт моего усердия; я приказал мятежникам отступить от дворца и бежал к моему государю. Он вострепетал, увидя меня входящего, но изумился, когда я повергся к ногам его.
— Не считай меня, государь, врагом, —говорил я ему,— видя меня на свободе; я оставил мою темницу, чтоб утишить бунт и утвердить престол твой, который без того близок был к падению. Слова мои обезоружили мятежников, и они вопиют уже только о пощаде. Прости, государь, вину их, ибо сие лучшее, что должно тебе учинить в смущенных теперешних обстоятельствах; всякая жестокость только воспламенит пожар, коего огнь уже угасает и который не начался бы, если б ты, о государь, внимал гласу моей верности и усердия к тебе. Но не укорять я пришел тебя, я возвращаюсь в мою темницу, из коей извлекли меня мятежники силою; я исполнил мой долг и иду туда, где мне от тебя определено. Выдь, государь, на переходы и объяви виновным прощение; сей совет представляет тебе мое усердие.
Я хотел удалиться, но Буйслав, не доверяя словам моим, схватил меня за руку и в молчании повел на переходы, держа обнаженную саблю, чтоб наказать меня, если я обманул его. Едва он показался пред народом, все упали на колена и просили пощады; он с изумлением опустил свое оружие и произнес прощение, приказав всем разойтиться по домам. Радостные восклицания наполнили воздух, и площадь дворцовая стала пуста.
— Представьте себе гордый нрав сего князя,— говорил мне пустынник. — Я видел из лица его, сколь трудно было ему сказать мне благодарность и признаться, что я сохранил ему диадему, но он и не произнес кроме:
— Возвратись к своей должности, но помни, что я даю тебе жизнь, которой ты недостоин за твои дерзости. Будь усерден, но помни, что я государь, а ты раб.
Я поклонился ему в землю, пошел, продолжал трудиться для отечества и без зову не смел приближаться к Буйславу.
Неприятели мои не довольствовались видимою уже ко мне немилостью моего князя; они боялись моей верности к престолу и думали, что возвышение их основано на моей погибели. Все случаи, удобные к моему низложению, хватали они с жадностью и не преставали чернить меня пред государем.
Вскоре удалось им изрыть мне яму, и казалось им, что невозможно мне во оную не пасть. Аланский князь имел древнее требование на некоторые области полянской державы; сей государь мало заботился о правлении и довольствовался лишь тем, что на престоле мог угождать всем своим желаниям, а потому первые места чиновных особ розданы от него были людям, способным к другим должностям, но не к правлению княжеством. Князю хотелось наградить двух своих шутов воеводствами, но все таковые места розданы уже были родственникам первых вельмож, кои и представили ему, что чрез то открылся удобнейший случай взять у полян древние области и что сие требование имеет основательнейшее право. Предложено и заключено: посол предстал пред Буй-слава и повелительным образом требовал исполнения желания своего монарха. Вспыльчивый нрав моего князя учинил в сей раз необходимое свое действие: посол обруган, бит и заключен в темницу. Враги мои предложили, что сие дерзостное требование алан оскорбляет его величество и не может быть удовлетворено, как кровавым мщением. Тогда только говорили они о мне с похвалою, чтоб впутать меня в сети ярости Буйславовой. Они предлагали, что моя испытанная храбрость, суеверная ревность к отечеству и упрямство в предприятиях удобны наказать за гордость алан. А притом, как нельзя обнажить отечество войсками, то для сего довольно будет десяти тысяч ратников, чтоб вверить оных предводительству моему и опрокинуть вверх дном престол аланский. Горячий государь, не раздумав о следствиях, следовал предложению и, пылая мщением, призвал меня.
— Мирослав,— сказал он, лишь только меня увидев,— я хочу видеть опыт того твоего усердия, в коем ты всегда поставляешь свою должность. Возьми десять тысяч войска, следуй немедленно, покори алан и привези мне голову их князя!
Я оцепенел от такового повеления.
— Государь!—отвечал я ему.—Повинуюсь твоему повелению, не жалею себя, ибо когда я посвящал себя на услуги отечеству, тогда головы моей не исключал, но осмеливаюсь напомнить о неминуемой погибели сих вверяемых мне воинов, ибо с такою кучкою на сильных алан напасть не можно.
— Я надеюсь на твое искусство,— сказал Буйслав.— Я обижен гордым требованием князя аланского: он приказывает мне, чтоб я отдал ему великую часть моего владения, и я наказал за то посла его, который бит и заключен в оковы.
Я не мог без ужаса услышать о сих происшествиях. Я представлял Буйславу, что поступок таковой поверг его в бедственную войну, что оная не может кончиться, как с разрушением отечества и что в сих крайностях должно помышлять о средствах, чем бы утушить причину к войне, а не самим начинать оную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73