Сей показал ему свой жреческий нож и принудил к молчанию.
— Кто ты?— спрашивал Алеша тихим голосом.
— Я русский,— отвечал невольник шепотом.
— Ты дурак,— продолжал Алеша.
— Нет,— говорил тот,— я служил князю киевскому начальником над тысячью всадников.
— О! сие не препятствует,— подхватил Алеша,— бывают ваши братья, коим жалко бы поверить тысячу свиней. Для чего караулишь ты того, кто тебя связал? Ноги у тебя свободны, что мешает тебе бежать?
— Какое средство бежать? Знаешь ли, кто меня связал? Здесь в шатре опочивает Царь-девица. Богатыри не выдерживают ее ударов, а конь сей может сыскать духом, хотя бы я ушел за тысячу верст. Она ездит по свету, побивает богатырей и недавно, проезжая Русскою землею, наделала ужасные разорения. Богатыри наши Добрыня Никитич и Чурило Пленкович не случились на тот час, ибо поехали на игры богатырские к князю болгарскому. Меня послали противу ее с тысячью и думали, что легко управиться с женщиною. Мне приказано было привезти ее живую в Киев, но она перелущила моих-всадников и меня взяла в плен. Два месяца я должен стеречь вход шатра сего. День я хожу свободен, а на ночь она меня связывает. В первый день покусился было я уйти, но Царь-девица догнала меня и отвесила мне ударов пять плетью, от коих я с неделю с места не вставал, и заклялся больше не бегать.
— Беги ж теперь,— сказал ему Алеша,— я останусь на твоем месте,— и развязал ему руки, укрепленные вервою шелку шемаханского. Невольник не думал долго и стал скоро невидим, а освободитель его подошел к коню, погладил оного и подсыпал ему из мешка белой ярой пшеницы. Конь доволен был сею ласкою, начал спокойно кушать и не ржал ни разу.
«Посмотрим сию богатырку,— говорил он сам себе.— Чудно, если не солгал тысяцкий киевский!» И входил в шатер с твердым намерением отмстить за обиду той земли, где отец его был в чести и славе. «Жалко будет,— думал он,— если девка сия сильнее тех, кои в Порусии раскладывают огонь пред святым дубом». Он приближился к кровати. Девица спала крепко. Сама Лада, богиня любви, ничуть не имела столько прелестей, колико оных представилось ему. Он поражен был оными и должен уже был отмщать и за себя.
Похваляют осторожность. Сию употребил и Алеша Попович. Он привязал к кровати весьма тихо, но крепко руки и ноги разметавшейся красавицы и учинил приступ. Видеть и целовать ее было необходимо. Богатырка пробудилась, гнев ее описать не можно. Она старалась перервать веревки, но Алеша помогал оным руками. Она кляла, ругала дерзкого, но принуждена признаться побежденною. Нахал играл ее прелестьми, смеялся ее клятвам, запрещал ей связывать руки русским тысяцким и, взяв ее оружие и доспехи, уехал на ее коне. Раздраженная богатырка кричала ему вслед, что он не скроется от ее мщения, хотя бы ушел за тридевять земель, что она вырвет его сердце из белых грудей. Победитель ответствовал, что нет ей нужды искать его толь далеко, что в Киеве найдет его к своим услугам, и погонял коня.
Приближался он к столице царя аланского и нашел оного стояща в полях со всем его войском. Богатырь кимбрский, именем Ареканох, имеющий при себе девять исполинов, напал на его земли и требовал за себя в супружество единочадную дочь его. Два уже сражения потеряли аланы, не хотящие выдать государя своего поруганию, чтоб богатырь рода низкого взял силою наследницу их престола. Готовились к последнему, долженствующему решить участь государства аланского, ибо последние силы собраны были для отпору наступающего неукротимого Ареканоха. Алеша Попович узнал о сем, явился на отводном карауле и велел вести себя к царю аланскому.
Царь, видя дородство его и богатые доспехи, не сомневался, чтоб не был он богатырь. Он спросил Алешу, откуда он и какую до него имеет нужду.
— Я уроженец поруский, богатырь русский и обещаю побить исполинов и привезть к тебе голову Ареканохову,— сказал Алеша.
— Не много ли ты обещаешь? - говорил царь. Слыхал я про богатырей русских, но испытал уже силу Ареканохову.
— Много или мало я обещаю,— подхватил Алеша,— какой убыток вам, если и не сдержу я слова своего? Я иду один; но обещайте мне, если привезу к вам голову богатыря кимбрского, признать, что один Владимир-князь киевский Всеславьевич должен подавать законы всему свету, что нет в свете сильнее, могучее богатыря его Чурилы Пленковича и что сын Чурилин Алеша Попович свободил царство аланское от погибели. Обещайте возвестить сие чрез посольство свое князю русскому.
Царь согласился на оное, и тем удобнее, что не ожидал толь многих успехов из похвальбы младого витязя. Но утро решило его сомнение.
Богатырь русский хотя чувствовал крепость руки своей, хотя надеялся на остроту своего разума, но не мог уснуть во всю ночь. Опасность предприятия повергла его во многие размышления. Невозможно казалось ему управиться вдруг с девятью исполинами и богатырем, оными повелевающим. Но как Ареканох воевал не один, а вспомоществуемый исполинами, то считал за извинительное употребить противу его хитрость. На сей конец встал он в полночь и пошел в стан Ареканохов, находившийся в виду, ибо свет от луны освещал златоверхий шатер сего богатыря. Подкравшись с великою осторожностию, нашел он исполинов, спящих по два рядом. Рост оных был необычайный и мог бы привести в ужас всякого, кроме сына Чурилина. Исполины спали крепко. Алеша имел способность осмотреть оных и выдумывать средство к низложению их. Престрашные, с железными шипами, дубины, составляющие единственное их оружие, прибрал он к стороне. Всего удобнее казалось ему истребить исполинов собственными их руками, и выдумка его была весьма удобна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73