Любана и Тарбелс благодарили его чувствительными выражениями, и заключено следовать в Ятвягию. Но Алзана, вспомня о Мирославе, остановила их, готовящихся совсем к шествованию; она говорила, что не заключен ли оный где-нибудь в жилище Бабы Яги. Почему все поехали туда, и как для Любаны не было коня, то Тарбелс принужден был посадить оную впереди к себе на седло. Звенислав хотя ехал близ своей любезной, однако внутренно желал, чтоб она не имела особливой лошади, ибо у него была одна лишняя рука, которая конем не управляла и которую можно бы употребить на поддержание своей Алзаны.
Между тем они прибыли к месту, где был замок ведьмин, но не нашли там, кроме земного провала, из коего курился серный чад. Они заключили, что земля по повелению богов пожрала в себя сие проклятое строение, и, положа на волю их судьбу Мирославову, обратились в Ятвягию, хотя прямо и не знали, в которой стороне оной быть должно. Но какое для них было удивление, когда они, повернувшись, не видали уже той забытой природою пустыни, а предстояли им места, уподобляющиеся раю, каковым оный описывают те, кои в нем не бывали. Весна и осень господствовали тут вместе, древеса осыпаны были цветами и плодами, ароматные растения сообщали зефиру балзамичные свои испарения, который разносил их по равнинам, покрытым вечною зеленью и изредка усаженным оными плодовитыми древами. Тысячи разноцветных птиц летали в воздухе, наполняя оный сладкозвучным пением, кое привлекало в восхищение слушающих. Разные забавные зверки играли по сторонам и прыгали в сени, которые, кажется, нарочно затем были созданы, чтоб приглашать в себя любовников. Богатырям очень хотелось, чтоб сопутницам их захотелось отдохнуть, но оные побуждали их ехать.
Уже вечер приближался, как въехали они в ручей, журчащий по одним только самоцветным камням. Утомленные кони захотели утолить жажду; всадники не препятствовали им в том и на средине потока дозволили им обмочить зубы в чистейшие хрусталя воды. Но что предстало взорам наших проезжающих! Какое изумление для девиц, какая радость для Тарбелса и какое удивление для всех! Звениславов Златокопыт пил прилежно, но Алзана увидела себя сидящую на спине старика, а Тарбелс и Любана на молодом воине в полном вооружении.
— Что за волшебство!— вскричала Алзана, соскоча со старика в воду.
— Боги! Что я вижу?— вопиял Тарбелс, ибо сии нового рода лошади были Мирослав и Слотан.
— Возможно ль, возможно ль! — кричал Тарбелс, бросаясь обнимать попеременно Мирослава и Слотана.— Вы, любезные друзья, были нашими возникали!
Алзана извинялась перед Мирославом в нечаянной своей невежливости, а сей почтенный муж отвечал ей с улыбкою:
—- Ваше высочество нимало не причиною в шутке, сыгранной со мною Бабою Ягой: она обратила меня в сию лошадь, что учинено не впервые. Я по крайней мере счастлив, что вез дочь сильного государя.
Слова сии всех развеселили, и шутлиый СлОтан шептал на ухо своему князю:
— Я выиграл пред Мирославом, ибо я только вполы останусь без отмщения, и мой государь, надеюсь, что не оставит без оплаты ятвяжской царевне мои обиды.
В таковых шутках и приветствиях забыли они, что стоят в воде. Звецислав, который давно уже сошел со Златокопыта, первый подхватил свою Алзану и вынес на берег; ему очень хотелось заслужить поцелуй, и он работал не без платы. Все прочие ему последовали; Златокопыт не отставал от своего господина, и переправа закончилась. Как безлошадных было пятеро и Звенислав не смел своего заслуженного коня обременить двумя девицами, то надлежало остановиться для совета, где доставать коней, к тому ж наступала ночь; итак, на берегу того ручья избрали место к ночлегу.
Мужчины начали стараться строить шалаш, втыкали оные в землю; но Златокопыт вздумал забавляться и разорял сделанное. Звенислав утешался сим поступком коня своего и не мешал ему играть, но конь знака ми давал ему разуметь, чтоб он снял с него седло, что, поняв, богатырь и не медлил учинить. Освобожденный Зла токопыт тотчас встряхнулся, из-под потника его выпал пребогатый шатер, который он, не допуская никого, сам разбил с таковым искусством, что Звенислав не мог удержаться, чтоб не поцеловать его с дружеством, от какового бы Алзана должна ревновать, если б только он был не конь. Но Алзана сама пришла ласкать его, и Златокопыт переменою голосов ржания своего показывал, что милость сия ему чувствительна. Потом вошли в шатер; Златокопыт удовольствовался вместо ярой пшеницы кушать траву, а странствующие имели к тому довольно плодов, нарванных дорогою. Любопытство принудило всех просить Мирослава рассказать приключившееся с ним с того времени, как он отстал от Тарбелса в земле ятвяжской, почему он и начал.
ПОВЕСТЬ МИРОСЛАВА
СО ВРЕМЕНИ РАЗЛУКИ
ЕГО С ТАРБЕЛСОМ
— Мне досталось ехать в левую сторону. Я долго скакал по дороге, шедшей великим лесом, но встретившийся со мною дровосек уверил меня, что он не видал на сем пути ни всадников, ни похищенной девицы. Я узнал от него, что нахожусь в земле ятвягов и что оною овладели певцины, он советовал мне быть осторожну от их разъездов. Почему я воротился назад и, достигнув распутия, поехал среднею дорогою, надеясь по оной сыскать моего князя. Я увидел на поляне двоих убитых воинов и в одном из них по латам узнал похитителя царевны Любаны. Не удивляйтесь,— сказал Мирослав,— что я знаю имя ее: я хотя был лошадью, но когда мой князь Тарбелс рассказывал свою повесть, я слушал с прилежанием, ибо, кроме речей, ничего из чувств моих ведьмою не отнято было. Не сомневаясь, что сии убитые пали от руки Тарбелса, не знал я, куда он обратился и где мне его искать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73