Н. Шеншин. Полюбив в молодости дочь своего опекуна, Надежду, Борисов не встретил взаимности с ее стороны; однако он сохранил верность своему чувству - и через десятилетие после первого сватовства, в 1858 году, Надежда Шеншина стала его женой. Они поселились в Новоселках (где их навещал Фет), брак оказался на редкость счастливым, но недолгим. Надежда Афанасьевна Шеншина (1832-1869) унаследовала от матери приступы "сильнейшей меланхолии", которые развились в неизлечимую психическую болезнь. Борисов недолго пережил свою жену.
На конец 1840 - начало 1850-х годов приходится первый - и наиболее интересный - период переписки Фета с Борисовым; второй - это более поздние письма (1857-1871), адресованные в основной своей массе супругам Борисовым. Большая часть этих писем находится в Отделе рукописей ГБЛ и никогда не публиковалась; однако в 1922 году Е. Покровской были напечатаны (в первом выпуске альманаха "Литературная мысль") десять писем - едва ли не самые ценные во всей переписке Фета с Борисовым (автографы этих писем - в Рукописном отделе ИРЛИ). Письма эти касаются тех же событий, которые нам известны по мемуарам Фета, но освещают их "изнутри". Центральное событие внутренней жизни Фета этого времени - печальный роман с Марией Лазич; помещаемые в томе четыре письма Фета (из числа уже опубликованных Е. Покровской) дают возможность лучше понять некоторые особенности противоречивого внутреннего облика Фета, как он проявился в этой трагической истории.
Именно Борисову Фет оказался обязанным выбором места своей военной службы: Борисов служил кирасиром - и весной 1845 года Фет, избрав новый путь в своей жизни, ехал по направлению к Новогеоргиевску, где был расквартирован кирасирский полк. Эта дорога на всю жизнь врезалась в память Фета: вспоминая об этом в конце жизни в мемуарах "Ранние годы моей жизни", он описал ее рукой настоящего художника: "Чем более мы подвигались к югу, тем начало апреля давало себя чувствовать более. Снег становился все тоньше и наконец превратился в блестящую ледяную кору, по которой уносила нас тройка среди необъятной равнины. В воздухе днем было скорее жарко, чем холодно, и дикие голуби, спугнутые нашим колокольчиком с еще обнаженных придорожных ракит, с плеском улетали вперед и снова садились на деревья. Через несколько минут мы их нагоняли, и они летели далее; и так на протяжении многих верст, пока птицы не догадались, что им покойнее лететь от нас назад, чем вперед. Пустыня и весеннее солнце производили на меня какое-то магическое действие: я стремился в какой-то совершенно неведомый мне мир и возлагал все надежды на Борисова, который не откажет мне в своем руководстве" {РГ, с. 263.}.
О дальнейшем общении с Борисовым Фет говорит в "Моих воспоминаниях":
"Через полгода по прибытии моем в полк Борисов, запасшись крымскими борзыми, вышел в отставку и уехал к себе в деревню. Там он, конечно, являлся домашним человеком в доме бывшего опекуна, увидал Надю - и судьба его была решена навсегда. Получив на тайное от отца предложение решительный отказ Нади, он, как писал мне, с горя снова поступил на службу на Кавказ. Но, видно, сердце не камень. Года через три он опять вышел в отставку, и вот, вспоминая это время, отец, смеясь до слез, рассказывал мне в благодушную минуту:
- Ты знаешь, Иван Петрович сватался за Наденьку!
Получив новый, не менее решительный отказ, Борисов вторично отправился на Кавказ и поступил в знаменитый Куринский полк, где все время провел в походах и экспедициях и, в качестве ротного командира, участвовал в Малоазиатской войне. Много горьких писем написал он мне и, между прочим, из-под Баш-Кадыклара, где изо всех офицеров в его роте в живых остался только он. Тела же прочих были собраны под громадное ореховое дерево, под которым он мне писал" {MB, I, c. 14-15.}.
Лейтмотивом писем Борисова к Фету была его несчастная любовь, безвыходность его положения - и Фет старался утешить своего друга; но вот пришла пора, когда Фет сам начал искать у Борисова утешения и понимания, ощущая свои переживания сходными с его ("все твое, хотя, может быть, не в такой силе, перешло через грудь мою"), однако его сердечная драма была совсем иного рода.
С лета 1848 года Фет стал бывать в имении Федоровке, где хозяйкой была родная сестра Бржеского, Елизавета Федоровна. В ее доме собиралось большое и веселое общество, в центре которого были четыре племянницы хозяина, Михаила Ильича Петковича, отставного штабс-ротмистра, родом серба: Камилла и Юлия Префацкие и еще две сестры - Надежда и Мария, дочери отставного генерала Лазича (его жена, сестра Петковича, умерла). Перечисляя гостей Федоровки, Фет (в книге "Ранние годы моей жизни") пишет: "Старики Префацкие нередко отпускали гостить к брату двух дочерей своих <...> Гостили и две дочери генерала Ларина..." {РГ, с. 417.} Так впервые на страницах фетовских мемуаров появляется героиня его трагического романа, появляется под вымышленным именем Елены Лариной (хотя старшую сестру ее, замужнюю Надежду Буйницкую, Фет называет настоящим именем). "Меньшая Ларина Елена, пользовавшаяся вполне заслуженною симпатией хозяев и задушевными ласками своего зятя Буйницкого, мало участвовала в шумном веселье подруг и, будучи великолепной музыкантшей, предпочитала играть на рояле для танцующих. Большого роста, стройная брюнетка, она далеко уступала лицом своей сестре, но зато превосходила ее необычайною роскошью черных с сизым отливом волос. Насколько Надежда Буйницкая была резва и проказлива, настолько Елена Ларина была сдержанна" {РГ, с. 422.}.
Настали рождественские праздники, потом святки: Фет часто видит Марию Лазич среди веселящегося федоровского общества, но увлекается пока другими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94