К сожалению, письма поэта Тургеневу почти не сохранились (или пока неизвестны); переписка с Полонским, готовившаяся к печати в начале нашего века, так и не вышла; более посчастливилось переписке Фета с Толстым: она не только сохранилась, но и в основной своей части опубликована - и это на сегодняшний день самая большая публикация эпистолярного наследия поэта.
Письма поэта, от молодых лет и до старости, отличались одной характерной и устойчивой особенностью: это была "многотематичность" - свободный и часто неожиданный переход от одной темы к другой. Один из адресатов Фета, его ближайший друг И. Борисов, в письме к Тургеневу от 8 октября 1860 года так характеризовал эпистолярную манеру поэта (который в это время устраивал свою жизнь на только что купленном хуторе Степановке): "Переписка у нас ведется почти ежедневная, и он описывает свою жизнь так ярко, что как будто видим всю его обычную суету. Тут все кувыркается - и стройка, и охота на вальдшнепов, и копание прудов, и балы, на которые он врывается и отплясывает с прежнею уланскою удалью, и вольнонаемные работники - народ хитростный, забирающий вперед денежки, и "Ах! нету мебели..." {"Тургеневский сборник", вып. III. Л., 1967, с. 338.}.
Поэт, кажется, и в письмах своих искал прямого, максимально непосредственного излияния - "каскада" самых разнообразных событий, чувств, мыслей, забот. В письме к С. Толстой от 20 мая 1887 года он свою привычную "многотематичность" характеризовал с помощью выразительного, хотя и иронически-сниженного образа: "...рассчитывая на Вашу снисходительность, решаюсь высыпать перед Вами мешок со всякой всячиной, не отвечая за связь мыслей" {ГМТ.}. С. Толстой была, однако, по душе эта манера - в послании к Фету от 13 мая 1886 года она подчеркнула своеобразие и ценность его писем: "...села писать вам, прочитав снова ваше письмо. Что за полнота жизни! Как пересыпано это письмо поэзией, философией, практическими делами, каменной оградой, стихами - древних, Новых и своих, игрой в биллиард и проч. и проч. Не успеешь вникнуть в одно - вы уже перенеслись в другой интерес, и все живо, и все складно!" {ГБЛ.}
При выборе писем для настоящего издания преследовались две цели: во-первых, представить основных важнейших адресатов Фета, а во-вторых, дать максимально широкий хронологический охват, чтобы перед читателем прошла вся жизнь поэта, от 40-х до 90-х годов. Именно этими задачами объясняется то, что среди фетовских адресатов читатель увидит рядом с Тургеневым Введенского, а рядом с Толстым - Соловьева.

И. И. ВВЕДЕНСКОМУ

Самые ранние из известных писем Фета адресованы Иринарху Ивановичу Введенскому (1813-1855) и дают интересный материал для характеристики студенческих лет жизни поэта. Семь этих писем 1838-1841 годов впервые опубликованы Блоком (автографы хранятся в ИРЛИ); материалы этой публикации использованы в комментариях к настоящему изданию, в котором печатаем два письма Фета к Введенскому по автографу (с приближением к орфографии и пунктуации подлинника).
И. Введенский, сын священника из Саратовской губернии, учился на философском отделении Московской Духовной академии; упорным трудом приобрел огромную эрудицию, знание древних и новых языков и имел блестящую перспективу, но был исключен из академии за разгульное поведение. Осенью 1838 года он был взят учителем в университетский пансион М. П. Погодина, где и познакомился с Фетом, жившим там с начала года и готовившимся к поступлению в университет. В воспоминаниях "Ранние годы моей жизни" поэт писал: "Однажды... вошел, прихрамывая, человек высокого роста, лет под 30, с стальными очками на носу, и сказал: "Господа, честь имею рекомендоваться, ваш будущий товарищ Иринарх Иванович Введенский". <...> Не только в тогдашней действительности, но и теперь в воспоминании не могу достаточно надивиться на этого человека. Не помню в жизни более блистательного обращика схоласта. Можно было подумать, что человек этот живет исключительно дилеммами и софизмами, которыми для ближайших целей управляет с величайшей ловкостью. Познакомившись с Введенским хорошо, я убедился, что он, в сущности, знал только одно слово: "хочу"; но что во всю жизнь ему даже не приходил вопрос, хорошо ли, законно ли его хотенье. <...> Никогда с тех пор не приводилось мне видеть такого холодного и прямолинейного софиста, каким был наш Иринарх Иванович Введенский. Оглядываясь в настоящее время на эту личность, я могу сказать, что это был тип идеального нигилиста. Ни в политическом, ни в социальном отношении он ничего не желал, кроме денег для немедленного удовлетворения мгновенных прихотей, выражавшихся в самых примитивных формах. Едва ли он различал непосредственным чувством должное от недолжного" {РГ, с. 130-131, 135.}. Введенский оказался человеком, который "спровоцировал" Фета впервые выступить на поэтическом поприще: "...он вдруг неведомо с чего приступил ко мне с просьбой написать сатирические стихи на совершенно неизвестную мне личность офицера, ухаживающего за предметом его страсти. Несколько дней мучился я неподсильною задачей и наконец разразился сатирой, которая, если бы сохранилась, прежде всего способна бы была пристыдить автора; но не так взглянул на дело Введенский, и сказал: "вы несомненный поэт, и вам надо писать стихи". И вот жребий был брошен. С этого дня, вместо того чтобы ревностно ходить на лекции, я почти ежедневно писал новые стихи, все более и более заслуживающие одобрения Введенского" {Там же, с. 136.}. Это сатирическое творчество юного поэта нам почти неизвестно; но "критическое умонастроение" студента Фета было, очевидно, достаточно сильно выражено, если еще и в конце 1880-х годов ему напоминал об этом его друг Я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94