Блоком между 17 и 24 ноября 1840 года).

1

1 Фет к этому времени переехал из погодинского пансиона на Девичьем поле в дом Григорьевых на Малой Полянке.
2 "Библиотека для чтения" и "Сын отечества" - петербургские журналы, изданием которых руководил писатель, журналист и ученый Осип Иванович Сенковский (1800-1858). Одним из его ближайших сотрудников был поэт и переводчик Эдуард Иванович Губер.
3 Стихи, посланные Фетом Введенскому, неизвестны - в "Библиотеке для чтения"" и "Сыне отечества" они не появились.
4 "Лирический Пантеон" - первый поэтический сборник Фета (вышел в ноябре 1840 г.), на издание которого поэт затратил несколько сот рублей.
5 "По какому случаю Фету пришлось ложиться в больницу - неизвестно. <...> Градская больница, о которой идет речь, жива и поныне. За Калужскими воротами она занимает своими зданиями громадный участок. На высоком берегу Москвы-реки прочно стоит грузный желто-белый корпус под плоским зеленым куполом... Только близость к Малой Полянке и острое безденежье могли загнать Фета в это лечебное заведение. Не будучи дворянином, он не мог попасть в особую, так называемую "офицерскую" залу больницы, предназначенную "для больных благородного звания". Пришлось поместиться в палате "для разночинцев", где зимой народу бывало особенно много и где пожарные и "мещанишки" делили вынужденный досуг с темными бродягами" (Блок, с. 62).
В конце декабря, под рождество, Фет все еще находился в больнице (откуда и послано Введенскому печатаемое ниже письмо от 22 декабря).
6 О какой "Ифигении" идет речь - неизвестно.

2

1 Строки из переведенного Фетом стихотворения Мицкевича "О милая дева, к чему нам, к чему говорить?" (см. т. 1 наст. изд.). Перевод этой "пьески" был напечатан поэтом лишь в 1853 г. в журнале "Москвитянин".
2 "Нимфы" - это произведение Фета неизвестно.
3 Билярский - преподаватель погодинского пансиона, приятель Введенского.
4 Всеславин - знакомый Фета по пансиону.
5 Эйленшлегер Адам (1779-1850) - датский писатель-романтик. Введенский предложил Фету участвовать в переводе его сочинений.
6 В январской книжке "Библиотеки для чтения" за 1841 г. была напечатана рецензия Сенковского на "Лирический Пантеон", которая не оправдала надежд Фета: его стихи были подвергнуты глумливому осмеянию. Вскоре после этого отношения Фета с Введенским (от которого поэт не дождался никаких объяснений ни по поводу злобной рецензии, ни относительно судьбы своих произведений) были прерваны.
7 Водевиль Фета неизвестен.

<А. А. ГРИГОРЬЕВУ >

В жизни молодого Фета, в становлении его как поэта и человека, особую роль сыграли отношения с Аполлоном Александровичем Григорьевым (1822-1864), известным впоследствии поэтом и критиком. В 1840-1850-х годах между ними - с разной степенью регулярности и интенсивности - происходила переписка (см. упоминания о ней в письмах Ќ 9 и Ќ 69). Однако сегодня ни одного письма Фета Григорьеву не известно - и это существенный изъян в источниках наших сведений о жизни поэта. Здесь мы, однако, предлагаем косвенным образом восполнить этот пробел: сделать это позволяет все та же общепризнанная автобиографичность григорьевской прозы. У Григорьева есть рассказ "Другой из многих", написанный в форме "переписки разных лиц"; уже было высказано мнение (см.: Б. Я. Бухштаб. Библиографические разыскания по русской литературе XIX века. М., 1966, с. 34), что в этот рассказ включены подлинные письма Фета. В рассказе "Другой из многих" Фет фигурирует под именем "ротмистра Зарницына", а Григорьев - "Ивана Чабрина". Писем Чабрина к Зарницыну здесь несколько, а письмо Зарницына к Чабрину - одно. Помещаем в корпусе тома письмо Зарницына - Фета к Чабрину - Григорьеву (оригинал которого может датироваться первой половиной 1847 г.), печатая его по тексту первой публикации рассказа "Другой из многих" ("Московский городской листок", 1847, 8 ноября, Ќ 244).
Рассказывая в мемуарах "Ранние годы моей жизни" о своей студенческой молодости, Фет как бы центральной вехой этого периода ставит переход от отношений с Введенским к дружбе с Григорьевым, прямо противопоставляя двух этих людей: "Но судьбе угодно было с дороги мертвящей софистики перевести меня на противоположную стезю беззаветного энтузиазма. Познакомившись в университете... с одутловатым, сероглазым и светло-русым Григорьевым, я однажды решился поехать к нему в дом, прося его представить меня своим родителям. Дом Григорьевых с постоянно запертыми воротами и калиткою на задвижке находился за Москвой-рекой на Малой Полянке, в нескольких десятках саженей от церкви Спаса в Наливках. Приняв меня как нельзя более радушно, отец и мать Григорьева просили бывать у них по воскресеньям... Оказалось, что Аполлон Григорьев, не взирая на примерное рвение к наукам, успел, подобно мне, заразиться страстью к стихотворству, и мы в каждое свидание передавали друг другу вновь написанное стихотворение. Свои я записывал в отдельную желтую тетрадку, и их набралось уже до трех десятков. Вероятно, заметив наше взаимное влечение, Григорьевы стали поговаривать, как бы было хорошо, если бы, отойдя к новому году от Погодина, я упросил отца поместить меня в их дом вместе с Аполлоном..." {РГ, с. 140.} Этот переезд состоялся после рождественских каникул первого курса: в январе (или феврале) 1839 года приехал из Новоселок А. Шеншин и договорился "об условиях моего помещения на полном со стороны Григорьевых содержании". Фет подробно описывает свое новое жилище, с которым так много оказалось связано в его жизни. "Дом Григорьевых был истинною колыбелью моего умственного "я", - пишет поэт, имея в виду не только свое внутреннее, духовное и творческое, становление, но и то обстоятельство, что "григорьевский верх" стал местом сбора "мыслящего студенческого кружка":
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94