В одну из таких вот экскурсий я прошел от Филевского парка до Зачатьевск
их и очутился перед тем самым неповторимым и единственным в своем роде о
собняком, получившим по своему, видимо, последнему, владельцу имя «магон
овский». Заросший сад, простирающийся круто вниз к Москве-реке чуть ли не
на две трети переулка, великолепная чугунная ограда, два огромных дуба, б
ожественные легкие ступени, сбегающие от колоннады перед парадной гост
иной к небольшому овальному пруду, Ц таково было это чудо позднего ампи
ра, превращенное в конце двадцатых в санаторий для туберкулезных детей и
оставшееся хоть и запущенным, но почти сохранившим свой прежний облик д
о конца шестидесятых.
Калитка чугунная, с Амуром и Психеей, была приотворена. Я проскользнул на
боковую террасу, тихо сбежал Ц как десятки раз до того Ц к замерзшему пр
уду с расплывающимся желтым пятном луны и уже подымался по ступенькам, к
огда увидел перед собой старую женщину, стоявшую в дверях террасы. Без шл
япы, совершенно седая, в меховой шубке космической изношенности, наброше
нной на белый халат, она смотрела на меня строго, но без недружелюбия или о
суждения. Так смотрят владеющие по праву, но давно потерявшие все, кроме п
рава, на тех, кто никогда ничем не владел и не знает о праве, Ц смотрят со с
покойным, незаинтересованным неодобрением.
«Посетительский час кончается в восемь, и дети давно спят. Вам придется у
йти». Ц «Я, как видите, и так собирался это сделать. Но, простите меня, Бога
ради, сколько раз Ц еще со времен раннего детства, Ц проходя мимо, я не мо
г отказать себе в удовольствии тайком пробежать в сад. И не странно ли, что
меня «накрыли»-таки наконец и впервые в жизни!» Ц «А вы живете здесь неп
одалеку?» Ц «Давно уже не живу, но жил когда-то в пяти минутах, через два пр
оходных двора, ныне, увы, закрытых». Ц «А где именно?» Ц «Соймоновский, 5/2, к
вартира 37. Прямо перед тем огромным, разрушенным бомбой домом». Старая дам
а легко прикоснулась к рукаву моего пальто и спросила: «Вы сын Шуры?» Ц «О
, Боже! не удержавшись вскричал я. Ц «Я Ц племянник Шуры. У нее никогда не
было детей». Ц «Тогда вы Ц сын Саррочки, да?»
Не дожидаясь, пока пройдет мое изумление, она протянула мне очень малень
кую руку с красными короткими пальцами и приветливо сказала: «Я Мария Ни
колаевна Шаврова. Я не видела ваших теток с тех пор, как Сарра переехала сю
да с Малой Никитской. Ее я видела в последний раз ровно тридцать пять лет н
азад уже на Соймоновском. Вам тогда, наверное, года два было, не больше. Пош
ли в мой закуток чай пить. Я сегодня ночью дежурю». Она положила мне руку н
а плечо и улыбнулась, обнажив большие крепкие зубы. «Сейчас Иван Семенов
ич Никитич придет, мой старинный друг. Чаю крепкого заварит. У него свой ос
обый. А я из дому пирожков принесла. Вместе и попируем. Тогда все и расскаж
ете».
Я не хотел ничего рассказывать. Иван Семенович, коротко стриженный, с кор
откой же бородой полукругом под чисто выбритым подбородком, поцеловал р
учку Марии Николаевне, слегка поклонился мне и, подавая руку, сказал: «Оче
нь приятно. На самом деле, очень приятно. Мы с Машей так и коротаем вечера, д
а теперь, можно сказать, и года, никого, кроме друг друга, почти не видя. Впро
чем, не в этом причина грусти, даже если грусть и осталась какаянибудь». Го
воря, он едва заметно жестикулировал в такт словам. Мне отчего-то стало не
обыкновенно легко. Первый стакан чая оказался таким крепким, что у меня з
акружилась голова, как от счастья, и я невольно закрыл глаза. «Чересчур кр
епко, да?» Не дожидаясь ответа, Иван Семенович налил мне второй стакан, пол
ожив в него четыре куска сахара, и придвинул тарелку с пирожками. «Вы ведь
много сахару кладете, да? Я умею заранее угадывать, кто много кладет, кто м
ало, а кто пьет пустой».
Ц «Наш неожиданный гость занимается философией, Ц сказала Мария Нико
лаевна, он мне вот только что об этом рассказал. А Сарра и Моисей уже много
лет как в отставке и живут под Москвой на даче».
Ц «Философией? Ц Иван Семенович зажег сигарету и стал курить, почти не
затягиваясь и плавно выпуская дым. Ц Я не спрашиваю Ц какой. Но где та ре
зкость, та окончательность, без которой нет ни философии, ни философа? Обр
ели ли вы ту точность и непререкаемость отношения к самому себе, без кото
рых не может быть действительного отношения к другим Ц и это вне зависи
мости от того, любите ли вы их или презираете. Я столь откровенен с вами из-
за полной непреднамеренности нашей встречи, что, однако, нисколько не ис
ключает ее предопределенности. Впрочем, это так, соображения задним числ
ом. Я слишком поздно перестал быть человеком действия, чтобы успеть нача
ть философствовать или даже говорить с философом».
«Да нет же! Ц поспешил включиться я, чтобы как-то заполнить время для быс
трейшего принятия решения, ибо слова его о „человеке действия” и особенн
о манера курить сигареты как сигары уже не оставляли никаких сомнений в
том, что он и есть Вадим Сергеевич. Ц Да нет же, какой я философ? Только так,
одно название. Жизнь еще мотает меня из стороны в сторону. Хотя, конечно, л
естно называть себя философом Ц или когда другие тебя так называют. В ос
обенности, когда знаешь, что и профессии-то такой, собственно, нет». Ну еще
чуть-чуть, и все станет на свое место. Ведь он просто не может быть никем ин
ым! Пробный шар, посылаемый неопытной рукой бильярдиста-самозванца: «Бы
вают времена, когда чтобы стать предателем, не надо и предавать». И его неп
ринужденная реплика: «Время здесь ни при чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63