Но все равно, э
то было славное начало. Когда наступил крах конца двадцатых, а потом стра
шный застой, мы оказались в числе тех немногих, кому не грозило разорение,
Ц мы торговали знанием, а не товарами или бумагами, а знание не обесцени
лось. Напротив, оно стало нужнее, чем когда либо».
«Простите мне мою дерзость, Ц сказал я, Ц вы и есть тот самый легендарны
й Золотой Игорь фондовой биржи двадцатых годов?» Ц «Да, но заметьте Ц са
м я никогда на бирже не играл. Считал это неприличным, как гинекологу заво
дить романы с пациентками». Ц «А был ли Михаил Иванович игроком?» Ц «До
1914-го Ц безусловно. Потом, по-моему, он никогда не играл. Ни в казино, ни на б
ирже, хотя поручиться не могу. Он испугался Облака Возмездия (The Cloud of Retribution)». Ц
«Что?!»
Лакей пришел звать к обеду. Игорь Феоктистович сказал, что уже десять лет,
как не ест после четырех, и я, не желая прерывать беседу, попросил принести
нам в бар блюдо с легкими закусками и заказал еще мартини для него и себе
водки. «Облако Возмездия Ц это не о грехе и добродетели. Это Ц об удоволь
ствии и страдании, о счастье Ц несчастье, о продлении извечного дуализм
а «да» и «нет» в бесконечности космического бытия через конечность инди
видуальных жизней. Как содеянное тобой добро не компенсирует содеянног
о тобой зла, но накопляется отдельно в космическом балансе, так и испытыв
аемое тобой наслаждение ждет себе темного противовеса. Их неравновесие
возрастает, грозя удачливому неудачей и неуязвленному уязвлением. Это н
акопление неравновесия и есть Облако Возмездия. Такова двойная бухгалт
ерия жизни личности. Но здесь следует быть осторожным». Ц «Но это же Ц м
анихеизм!» Ц не удержался я. «Да, Ц согласился он, Ц но что из того? Не мож
ет быть рыцаря в мире доброты и милосердия. Рыцарь всегда Ц остров добле
сти и самопожертвования в море скотства и себялюбия. Он страдает по обет
у. Его радость от выполненной клятвы не воздаяние, а существует особо. Пло
тское наслаждение от обладания женщиной само по себе не нарушает этого б
аланса. Но если рыцарь, обожая прекрасную даму, в то же время наслаждается
и прельстительной простолюдинкой, то это может нарушить баланс, и он в ст
рахе ожидает, как Облако Возмездия уронит на его голову свинцовые капли
своего дождя. О Мишеле можно было бы сказать, что его неизменная удачливо
сть в делах денежных не была компенсацией его чисто личных неприятносте
й, а подчинялась совсем другим правилам. Но его игра, также неизменно успе
шная, грозила нарушением баланса удачи неудачи».
Ц «Он это все сам вам говорил?» Ц «Да, и притом не раз». Ц «Но вы не были чл
еном его розенкрейцерской ложи?» Ц «О нет, это было полностью исключено
». Ц «Но почему же?» Ц «У меня не было той уверенности в собственном быти
и, которая, я думаю, требовалась от поступающих, и это вне зависимости от и
х удачливости, ума или склада характера». Ц «А была ли такая самодостато
чность личности у всех членов его ложи, у Вадима, например?» Ц «У Вадима
Ц да. У Жоржа Этлина, пожалуй, тоже. А вот про Бьюкенена сказать ничего не м
огу, никогда его не видел». Ц «Бьюкенен? Британский посол?» Ц «А чего ж зд
есь такого? О нем французский посол Нуланс говорил, что он единственный и
з друзей Мишеля Ц не масон. Так он и не был масоном, но стал членом той особ
ой и вовсе не масонской ложи, которую Мишель основал в Москве».
«Так что же, Ц захотел сыронизировать я, Ц он просто испугался за честь,
свою и своих друзей, и пытался сохранить ее в своей маленькой московской
ложе, как последние тамплиеры, хранившие сокровища своего ордена на мале
ньком средиземноморском островке?»
«Испугался? Скажите лучше Ц ужаснулся. Уже в начале десятых он стал виде
ть новых людей. Новое выражение лиц, новую усмешку, новое возбуждение, нов
ую серьезность. Бедный Достоевский, Ц восклицал он. Ц Свидригайлов, Сме
рдяков, Верховенский, да все они Ц сущие дети по сравнению с... Дягилевым, с
одним взглядом Дягилева». Дело было, конечно, не в Дягилеве. Просто Мишелю
был нужен образ Ц из своего мира. Он тогда ведал балетом. «Рыцарь, Ц гово
рил он друзьям и братьям по ложе, Ц это Ц невинный человек. Невинность
Ц его основа, поэтому он и есть рыцарь. А дальше, если он рыцарь без страха
и упрека, то он Ц лучший рыцарь, а если отступил или солгал, то Ц худший. Но
все в нем, и хорошее и плохое, возведено на невинности. Когда к невинности
прибавляются рыцарские клятвы и обеты, то человек становится рыцарем фо
рмально, хорошим или плохим. Но без изначальной невинности сердца он ник
огда им не станет». Я не знал его в Москве и не понимал, что там происходило.
Сейчас мне думается Ц или это вы наводите меня на эту мысль Ц что уже в 1912-
м Мишель точно знал, что все равно ничего не выйдет, и пусть хоть одиночки
выживут невинными».
«Но должен же он был видеть какую-то объективную связь событий, знаки и об
разы которых приводили его в отчаяние?» Ц «Мишель не видел этой связи, ко
гда в этих событиях жил. И жил в них, когда они еще не случились. И был в отча
янии от них, еще не случившихся. И видел в глазах знакомых и незнакомых ему
людей, будь то в театре или ресторане, в поезде из Москвы в Петербург или в
поезде из Лейпцига во Франкфурт, видел везде одно тупость. Тупость к отча
янию, которая у всех этих людей заменяла отчаяние и, возможно, спасала их о
т него. Потом тупость в их глазах сменилась страхом, ужасом, дикой злобой,
но никогда не переживали они сознательного страдания, которое одно толь
ко и могло бы возвратить их к памяти о самих себе и пробудить их от дурного
сна выдуманной ими же самими истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63